— А не отпустить ли мне усы? — вдруг спросил Середа, критически осматривая свою свежебритую мордуляпину в карманное трофейное зеркальце.
— Пропал козак! — горестно сказал Бендеберя, который как раз со скрежетом драл свою жесткую, словно медная проволока щетину. Даже мыльная пена не очень способствовала процессу.
— Ты о чем? — удивленно оторвался от лицезрения себя артиллерист.
— Втюрился ты. Жених да невеста — соответственно и тили-тили и тесто впридачу, факт — кряхтя от усердия ответил ефрейтор.
— В кого это? — возмутился задетый за живое Середа.
— Мне почем знать? Может в Нюсю — продолжил тему ефрейтор.
— Ну ты дал! — охнул артиллерист.
— Тогда в Дьяченку — уверенно заявил обритый Бендеберя, аккуратно пошлепывая ладонями по свежевыкорчеванным щекам. Запахло одеколоном. Неожиданно Середа смутился и промолчал.
— Факт — заявил ефрейтор и, тяжко вздохнув, протянул флакончик воздыхателю:
— Пользуйся, пока я добрый, девки это любят! Но не больше трех капель, транжира! — тут же возмущенно завопил он, увидев, что влюбленный что-то многовато себе плеснул душистой жидкости.
Ужин поспел довольно быстро. Опять возникли проблемы с посудой, так как многие явились в лес, словно к теще на блины, без ничего. На треть людей посуды не хватало, потому ели в очередь. Имевшие индивидуальные трофейные фляжки и котелки бойцы выглядели если и не богачами, то уж во всяком случае — зажиточными. Да и кормили их первыми.
Щи с бараниной получились нажористыми и густыми, пахло от них одуревающе вкусно, одна беда — были они несолеными, хотя поварихи расстарались и даже золой пытались вкус дать. На второе была наконец-то картошка и отварная гусятина, жестковатая, но аппетитная, особенно на фоне безвкусной пшенки. Раненым и больным даже по пол — яйца вареного выдали. В общем — праздник удался.
Подняли его ни свет не заря. Лагерь еще спал в основной своей массе. Гордо глядевший юнец по фамилии Сурков со значением потыкал пальцем в потрепанные часики на старом кожаном ремешке, которые для Лёхи выглядели как мусор ходячий, а для обладателя трофея по ценности явно были сопоставимы с часами со Спасской башни в Кремле. Важничает поросенок, а на циферблате такая комбинация стрелок, что спать бы и спать, ан нельзя. Ну да ясно — вчера приказано было сделать «Боевой листок», а не успел, темно стало.
Отчаянно зевая, Лёха брезгливо поплескался в холодной водичке из пахнущего бараньим салом котелка, стряхнул с лица капли воды вместе с остатками сна и отправился в штабной навес. На его удивление — там оказалось что-то многовато народу для раннего утра — и командир и комиссар и Киргетов. За разведчиком сидела на чурбачке — стуле какая-то заморенная девчонка лет 14, разглядеть ее получше не получалось. Еще пара партизан, которые обычно ходили вместе с разведчиком и невзрачный тип, про которого Лёха знал, что он вроде из ментов.
— А ты чего пришел? — удивленно вытаращился на потомка пышноусый.
— Дык «Боевой листок» делать, согласно приказу — растерялся бравый старшина ВВС.
— Пригодится. И как писарь и как понятой — заметил тот, который мент.
— Ладно — кивнул после недолгого раздумья командир отряда.
— Сядь пока в сторонку, не отсвечивай — велел комиссар.
Лёха послушно сел, чтобы не терять времени разложил свои писательские сокровища — лист бумаги, на оборотной стороне которого была какая-то мутнохозяйственная лиловая писанина про недопоставки в указанный срок каких-то деталей к каким-то сеялкам-веялкам, хозяйственный карандаш и перочинный ножик с гордой надписью «Золинген».
Примерился и начал старательно выводить заголовок «Боевой листок», заведомо украшая каждую горбатую букву завитушками и кренделябрами, что очень нравилось комиссару, любившему пышность и вычурность. Самому менеджеру такой шрифт казался невыносимым для глаз, особенно если эти глаза видывали нормальные шрифты из компьютерной подборки.
— Идет — негромко сказал Киргетов и встал так, что закрыл собой сидящую девчонку.
Лёха поглядел по возможности незаметно — кто там идет, увидел неторопливо вышагивавшего того самого Гамсахурдию, который отравил своим присутствием незамутненную душу дояра, подумал, что видать нашли для этого гордеца какое-то важное дело. Следом за капитаном шел все тот же будитель добрых людей, увенчанный наручными часами Сурков.
Капитан небрежно, но щеголевато козырнул, высокомерно оглядел публику и спросил:
— Хотелоси би узинать, зачем миня подняли в такую рань?
— Хотели посоветоваться с вами, как со специалистом по военному делу — вежливо сказал комиссар и капитан приосанился, глянул горделиво на окружающих.
И тут же вся спокойная обстановка оказалась смятой и перекувыркнутой, Лёха только рот раскрыл. Стоило Киргетову сделать словно невзначай полшага в сторону, как увидевшая Гамсахурдию плюгавая девчонка бешеной фурией метнулась к капитану и на манер дикой кошки вцепилась ему ногтями в лицо — и Лёха был уверен, что метила она в глаза, хорошо метилась, промахнулась только из-за того, что напуганный и потерявший свой бравый вид, капитан отшатнулся в сторону.