Лекции по искусству. Книга 2

Когда я была молоденькой, то училась у человека, которого звали академик Виктор Никитович Лазарев. И хотя моим руководителем был Алпатов, лекции читал нам Лазарев. Он написал книгу о Леонардо, которую читать без слез было невозможно. А почему? А потому, что специалисты того времени не видели определенные подлинники. И, когда в Москву привезли «Джоконду», а Виктор Никитич еще был жив, посмотрел, удивился и сказал знаменитую фразу: «Кто изображен не понятно, чем изображено не понятно и как изображено не понятно» И я сказала: «Браво! Правдивый человек. Потому, как ничего не понятно». (смех) Поверьте мне, не только не понятно, что изображено, но и даже степень, чисто ремесленного отношения к искусству, абсолютно исключительное. Например, не понятен состав краски — это изобретение Леонардо. Не понятен инструмент, которым писалось. Леонардо всегда держал все в строгом секрете и Вазари описывает следующую картину: Леонардо очень не любил посетителей. А чего ему их любить? Зачем они ему нужны? Но и во Флоренции, и в Милане, и вообще, где бы он не жил, к нему ломились люди. И, когда к нему приходили посетители, он открывал клетку и выпускал оттуда «нечто», похожее на земноводное — ужасающую рептилию — небольшого крокодила, который жил у него в этой клетке. Но самое ужасающее было то, что он этой рептилии сделал брови и бороду. Он ей каким-то образом пересадил волосы. А еще он ей на голову одевал корону, и она ползла на посетителя. Леонардо же стоял с мартышкой на плече и был очень любезен, а гость задом, задом и в дверь. Тип был, конечно, ужасный. Содержал эти рептилии и производил над ними невероятные опыты. У них росли человеческие волосы, усы, брови. И современники все это знали и видели. Во всех своих проявлениях Леонардо был явлением умопомрачительным. Время было такое: любой ремесленник был художником, любой художник был великим художником и великий художник — гением.

Так вот, чем рисовалось — не понятно, кто изображен — не понятно, но то, что он всю жизнь писал одну и ту же картину — это факт. И я вам это докажу. Давайте, посмотрим. Вот «Св. Анна, Мария и Агнец», что висит в Лувре. Один из вариантов этой картины. Что вы видите? Пока ничего. Хорошо. Вот «Джоконда» и «Мадонна в гроте».

Св. Анна, Мария и Агнец

Джоконда

Мадонна в гроте

Теперь вы видите, что мало того, что на всех этих картинах изображена одна и та же женщина, но еще и то, что на этих картинах изображен абсолютно один и тот же пейзаж.

Из всех картин я предпочитаю вот эту «Св. Анна, Мария и Агнец» — она мне кажется наиболее интересней. Не «Джоконда», а именно эта. На ней изображено сразу два ландшафта и один из них такой же, как и на «Джоконде». Ландшафт на этих картинах словно можно продолжить. И я даю ему следующее определение: безводный, т. е. это ландшафт, в котором и в помине нет воды. Я бы не назвала его минеральным или каменным — это определение не настолько точное. Более точное будет безводный. Между тем, как одна часть картины является той самой безводной, то другая содержит водный источник, и вы можете видеть Анну, опустившую свои ноги в воду.

Вы только посмотрите, как написана вода — такая необыкновенная прозрачность, что на дне нам виден каждый камешек. А почему у Марии, что сидит у Анны на коленях ноги стоят на земле? Имейте в виду, то, что я вам сейчас рассказываю нет ни в одной книге о Леонардо. Этот анализ стоил мне очень большого труда и времени, потому что никто не хочет описывать эту картину. Дело в том, что трудно ответить, что Леонардо хотел сказать нам своим рассказом об Анне и Марии. А он рассказал, только вот о чем?

Давайте рассмотрим, как сидит Анна. На ее голове, подобно Джоконде траурная повязка. Посмотрите во что она одета, на ее ноги, руку, рукав. Ей принадлежит обе среды. И водная, и безводная. А как сидит Мария? Она очень удобно расположилась на коленях Анны и не выражает никаких эмоций. Мария вообще понятия не имеет, на чем она сидит. Она точно так же сидела бы и на лавочке, и на земле, и в кресле. Вот вы сейчас находитесь здесь и вам абсолютно не интересно, на чем вы сидите. А там, вместо стула, мама дорогая! И Мария ее принимает за что-то другое. Почему? Потому что между нею, ее памятью, ее существованием и природой происхождения этого существования, утрачена связь. Ее нет, она отсутствует. Вот мы сидим и не знаем, на чем сидим. Мы не знаем из какого материнского лона мы вышли. Мы не знаем природы и образа материнского лона. А Леонардо намекает нам на наше существование с отрубленной памятью. Он говорит: «Есть то, откуда мы, но мы этого не помним. То, откуда мы пришли ЭТО помнит, а мы нет». Вы видите, как Анна смотрит на Марию? Она смотрит на нее с любовью, материнской нежностью, родительским обожанием. В ее взгляде читается всепрощение. Она готова прийти на помощь и охранять свое дитя от всех напастей. Она отпустила ее от себя, но все еще поддерживает.