А в западном искусстве очень часто на порталах соборов изображается Страшный суд. Здрасьте, вас просто встречают все: душу вашу взвешивают, на колоннах по кускам разъедают. Это очень даже неприятно смотреть. Но речь идет о глобальном финале, потому что мы все предстанем. Каждый из нас обязательно предстанет.
Вот Познер очень интересно и смешно говорит. И никто не готов к этому ответу. Его, кто-то спрашивает: «А я вот задам вам три наших традиционных вопроса», один там: «Что вы скажете Богу, если с Ним встретитесь?» И он отвечает: «Ну, во-первых, а кто вам сказал, что меня туда вообще допустят с ним встретиться? Что я с Ним встречусь? Это сам по себе вопрос из области „Гарри Поттера“ или „Алисы в стране чудес“. Не знаю, из какой сказки. Никто ни с кем не встретится, все будет происходить иначе. Ну вот и я, суди меня. Вот я перед Тобой». А они там несут эти гости, только что не выпить на брудершафт собираются, а так — любые предложения. Почему они не серьезно к этому относятся? Не понимают, как это страшно? И поэтому, этот момент двуполярности есть в семантике, а я говорю о СЮЖЕТАХ в искусстве. Понятно, да? Сюжеты всегда обязательно связаны. Я вам сейчас покажу Дионисия. Здесь уже все связаны с общепринятым каноном. XVI век. Это то, о чем я вам говорила. Видите, какой Он тонкий, такой бестелесный, как птица — ни боли, ни страдания, ничего? Как будто Он даже не прибит. Он, как силуэтом каким-то в этих белых пеленах и рядом ангелы.
«Распятие», Дионисий
А что у нас там, на другой стороне — у католиков? Нам бы посмотреть сейчас. Ну, тут у нас есть много интересного, чтобы показать. Нашла. Жалко, что только невидно, какая это красота. Я не говорю о том, кто хуже, а кто лучше. Я говорю о том, что восточная христианская церковь идет одним путем, а западная совершенно другим. А когда эти пути были намечены, обозначены и названы своими именами? На восьмом Вселенском соборе. А больше, зачем собираться? А больше собираться и не надо. Сейчас начинают говорить: а не собрать ли нам еще Вселенский собор, девятый? Судя по моим наблюдениям, думаю, что это дело плохо продвигается.
Недавно, показывали службу, по какому-то большому событию, и очень торжественно сказали, что у нас присутствует глава западной православной церкви. Какое событие! ЗАПАДНОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ! Не католической! Это же испокон веков полное и абсолютное недоверие. Это духовное, это глубокое недоверие, это глубокое разногласие. Мы идем, Россия идет по пути провозглашения очень высокой чистой успешности. Она несет это. Но самый главный вопрос, вы понимаете и это нас тоже касается: что можно, а что нельзя изображать в искусстве. Ведь понимаете, я хочу вам просто привести очень простой пример. Вот, все говорят, что все-таки нехорошо соцреализм, нехорошо как было при Сталине. А это — что? Этот соцреализм откуда-то взялся? Его кто-то придумал? Нет, это продолжение всего. Право на изображение в искусстве — только точки торжества. Победы, вожди, стахановцы, стахановки, завершение строек. Только финал, только торжественный финал. А Страшный суд будет на другой стороне.
Я вам более того скажу. Вся история русского искусства, в другой форме, продолжает эту традицию. Всегда продолжает — и это очень интересная вещь. Мы говорим: «Вот эта традиция, которая сначала развивалась, как церковно-византийская или церковно-греческая — это духовная традиция». Это глубоко духовная традиция! Вам понятно это или нет? Это действительно духовная традиция. Обозначенная в своем языке, в XI веке. Она явилась и продолжала быть до начала XX века. Подчеркиваю — до начала XX века, когда в начале XX века Россия была интегрирована в другой процесс, соединившись с процессом духовных трансформаций. Вот как называется, когда одно проникает в другое?
голоса из зала:
Диффузия.Волкова:
Да, диффузионный процесс. А потом, когда мы снова отделились, то сказали: мы единственная на земле страна, которая будет строить ЭТО. И как только мы отделились, мы придумали, что-нибудь? Ничего! Мы сразу вернулись к этой традиции.Очень часто внешнюю похожесть принимают за внутреннюю традицию, а на самом деле внешняя похожесть или непохожесть — это вопрос изменения формы во времени. Скажите, вы понимаете меня или нет? А духовные традиции очень устойчивые. Как устойчивы античные традиции, так устойчивы и христианские. А что, мы с вами живем разве не в христианском мире? Может быть, я ошибаюсь? У нас, что, сейчас нет расцвета православного христианства? Я не слышу ответа? ДА! А ничего другого не придумали? НЕТ. Если показывают пояс Богоматери, то очередь выстраивается до Лужников. Это о чем-то, да свидетельствует. А, собственно говоря, при советском, диктаторском режиме, что, разве была другая духовная традиция, еще более близко проходящая к тому, о чем я говорю — к классической традиции?