Так каким надо было быть художником, будучи иноком и чернецом, какую надо было иметь внутреннюю смелость и, не побоюсь этого слова, свободу, для того, чтобы написать эту тему Троицы совершенно иначе. И никакой Ветхозаветной Троицы, а просто, по-другому, переосмыслить содержание иконы. И Рублёв отсекает Ветхозаветный ряд. И сосредотачивает своё внимание только на изображении Троицы, но уже не путников, а трёх фигур. Он сосредотачивает своё внимание, на буквальном, религиозном определении Троицы. На определении понятия Троицы, ибо Троица — есть суть единства, неделимости и неслиянности. Это не сюжет, это есть понятие. Троица, как понятие. Вот эти три, скажем ангела, которые формируют это понятие. Икона написана удивительно, по своим пропорциям. Престолы, на которых сидят ангелы, идут в край ковчега. И правый, и левый. И она, как бы заполняет собой всё внутреннее пространство ковчега. Отмечено всеми исследователями и Лазарев пишет об этом, и замечательный автор о Рублёве Дёмина — основная тема художественная, основная образная, изобразительная тема этой идеи — это круг, сфера. Законченность, завершённость в космической сфере. Суть единства, неделимости и неслиянности. И мы видим эту сферу, видим, когда смотрим на саму икону, видим её, как бы стереометрически, словно её поместили внутрь. Но я бы не сказала слово «сфера», я бы употребила другое слово. Поэтому я упомянула об этих фронтах, которые идут в край ковчега. Обратите внимания, что ангелы сидят и их спины упираются в край Ковчега. И если мы с вами проследим за этой линией, начиная от спины правого от нас ангела, а если от иконы, то с левого (это как смотреть, когда описывают иконы, считается от иконы). То есть от иконы левый ангел, а от нас он правый. Вот мы ведём эту линию: по плечу, по голове до макушечки. Ангелы с очень странными причёсками. У них какие-то клубуки (шапочки) из волос на голове. Там передаётся линия среднему ангелу и чуть склоненной голове он нас левого ангела. Если бы он сидел так же выпрямлено, то, как бы линия провалилась, она просто точно замыкается и снова уходит в край ковчега. Вот эта арка и как бы круг, вписанный в нее. Это и создаёт ощущение сути их единства: Отца, Сына и Святого Духа. Когда мы говорим единосущность? Если мы на улице сбиваемся в демонстрацию — мы суть едины. Если мы думаем об одном и том же, смотрим в одном и том же направлении — мы суть едины. Это наше внешнее соитие, наша внешняя слитность. Она — единосущность. Это понятие «суть единства» передаёт композиция иконы. Но не хорошо говорить о иконе, что она композиция. Композиция — это нечто авторское, хотя я вижу здесь очень даже много авторского, но это всё-таки канон, тем более такой мистический. Мир, как суть единства. Но более всего поражает меня, с каким глубоким проникновением в понятия, изложенные языком графики, языком рисунка, языком искусства, Рублев трактует другую тему. Не единосущности, а неделимости. Потому что понятие «делимости-неделимости», это всегда внутреннее. Деление — это внутреннее «нечто».
Об этом можно много говорить, потому что непостижимо! До чего всё это изысканно, изящно, с точки зрения искусства. До какой степени это недосягаемо по тому, как Рублев создал этот образ неделимости и неслиянности.
И, наконец, последняя тема неслиянности, которая для нас совершенно очевидна, потому что три фигуры охарактеризованы совершенно по-разному. Фигура, которая от нас справа охарактеризована цветом травным, и тем цветом, который объединяет всю икону — знаменитым Рублевским голубцом. Даже не говорят: цвет голубой. Говорят — голубец. Позволю себе на этом остановиться и задать вопрос, на который у меня нет ответа. Я не могу на него ответить. Я не специалист, я не волшебник, я просто учусь. Но есть вопросы, на которые я не могу себе ответить. Например, мы знаем, что все краски, которыми писали художники, разводились на желтке. Основой было не масло, которое было изобретено в 15-ом веке в Нидерландах, как гласит легенда школы Яна ван Эйка, а на желтке. Типа, темперной связки. Да где же было взять столько яиц, чтобы писать эти Иконостасы? Право, я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Далее, иконы же не на доске пишутся. Это только плохие иконы на доске пишут, а настоящие, хорошие пишутся на едне. Едно наклеивается рыбным клеем на ковчежную икону и покрытие, к сожалению, темнеет, и до ста лет мало какая икона сохраняется. В этом тоже и большая трагедия, и открытие, когда снимаются верхние потемневшие напластования и обнаруживаются внутренние, сияющие, сохранённые потемневшим слоем.