Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Роль боярина Акинфа – прямое указание на то, что сама программа такой политики пришла в Тверь из Владимира с великокняжескими боярами, которых тяготил все нараставший упадок центра. В самом же Владимире оживление подобных тенденций естественно связать с переносом сюда в 1300 г. митрополичьей резиденции Максимом, митрополитом киевским и всея Руси. Переведя владимирского епископа, всего пять лет перед тем им же поставленного, в Ростов, Максим водворился во Владимире и влиянием своим поддерживал политику Акинфа, унимая Юрия от соперничества с Михаилом. Но обстоятельства как бы сами толкали Юрия на расширение своих притязаний. Тверская великокняжеская политика встретила немало сопротивления. Новгород отбился, переяславцы стали за своих отчичей, в Костроме водворение тверской власти сопровождалось «вечем» на бояр, из коих двое были убиты. По-видимому, великокняжескими боярами была сделана попытка захватить и Нижний: тут черные люди избили бояр, которых Никоновская летопись называет «княже Андреевыми Александровичя», т. е. партией Акинфа[130]. Эта общая оппозиция великокняжеской политике Твери, конечно, служила хорошей опорой для Даниловичей. Но в Орде на этот раз одолел Михаил, вернулся с ярлыком на великое княжение «и посажен бысть на столе великого княжениа в Володимери блаженным приснопаметным митрополитом Киевским и всея Руси Максимом»[131].

Значительность этого момента в истории русского севера ясна. Ведь борьба, как, кажется, видно даже по нашим отрывочным и сбитым сведениям, пошла сразу же за широкую задачу – восстановления единства политических сил и политического главенства. Степень, а быть может, и источник сознательности этой программы указаны в исследовании А. А. Шахматова (об общерусских летописных сводах) воссозданием представления о первом общерусском своде, доведенном, по всей вероятности, до 1305 г., т. е. до смерти митрополита Максима[132]. А. А. Шахматов полагает, что эта первая попытка составить общерусский свод должна быть приписана митрополиту Петру. Важнее кажется мне то, что сложилась она в митрополичьем дворе владимирском и, вероятно, в связи с тенденциями великокняжеской политики этого двора, какую наблюдаем в начале XIV в. Их традиция в позднейшее время не менее ярко живет в тверской письменности, чем в московской, хотя и играет там печальную роль воспоминаний о несбывшихся мечтах. Заняв великое княжение, Михаил ходил к Москве «на князя на Юрья» Даниловича и на его братью и взял с ними мир[133].

Так закончилась первая вспышка борьбы Москвы с Тверью. Юрий сосредоточился на делах рязанских: пленника отцовского, Константина, он велел убить, ездил в Рязань, – но все эти дела его помянуты мимоходом в наших сводах, как точно не указано и время захвата Коломны. Не знаем ничего и о смуте этих лет в земле Рязанской, приведшей в 1308 г. к гибели в Орде Константинова сына Василия и к переходу великого княжества Рязанского в руки пронских князей. Коломна осталась за Москвой. Михаил в это время с трудом устанавливает свои отношения с Новгородом: к этим годам (1305–1308) относится целых шесть договорных грамот между ними. В 1308 г. Михаил ходил на Москву – есть известие, что Юрий с Михаилом бились «о княженье Новгородьское»[134]. Раздоры с Михаилом, действительно, снова толкнули Новгород к Юрию московскому. Затем Москва перетягивает на свою сторону митрополичью кафедру, а с помощью этих двух сил получает перевес влияния в Орде и, утвердив свое преобладание над Тверью, выясняется как единственно возможный великорусский центр для боярства. В этом смысл второго периода борьбы Москвы с Тверью.