Читаем Лекции по русской литературе полностью

Так вот, темой предательства, типичной, психологически естественной, пронизаны эти главные произведения Трифонова. «Дом на набережной», по сути дела, роман о предательстве, и «Старик» – второй главный роман Трифонова – тоже роман о предательстве. Старый большевик [Павел Летунов], участник Гражданской войны, озабочен вопросом: как реабилитироваться у кумира своей юности, комкора Мигулина, который был расстрелян во время Гражданской войны чекистами за якобы совершенную измену. Старик, ему в это время за семьдесят, хочет восстановить справедливость, хочет доказать, что Мигулин был настоящим большевиком, настоящим бесстрашным бойцом. Но шаг за шагом выясняется, что это вовсе не поиски справедливости, а в принципе бессознательная попытка найти и раскрыть собственное предательство: герой, старик, практически предал комкора Мигулина. В своих розысках и исследованиях он борется со своей больной совестью: после ареста Мигулина он на него донес, и донес вовсе не на классовых, так сказать, убеждениях, не на классовом сознании, а просто-напросто на страхе и на ревности.

Я уже говорил о том, как мастерски Трифонов реконструирует прошлое, как у него возникает атмосфера тех лет, запах тех лет. На меня колоссальное в свое время произвело впечатление описание трамвайного поворота, мощеных улиц, где трамвай со скрежетом поворачивает, сирень так тяжела, что она наваливается на забор и скребет по окнам трамвая, это так типично именно для Москвы конца сороковых – начала пятидесятых годов. Это время молодости трифоновской, бунта, запах этого времени – поразительное ощущение точности возникает. И потрясающие портреты, портреты типичнейших людей своего времени. Вот этот Шулепа [из «Дома на набережной»]. Когда я впервые прочел о нем, я поразился, как точно Трифонов угадал тех, с кем и мне приходилось сидеть почти на одной парте. Когда я мальчиком приехал в Магадан и поступил в девятый класс средней школы, у нас [тоже были] Шулепы, класс разделялся на Шулеп и на детей бывших заключенных и настоящих заключенных. Шулепы сидели бок о бок с нами, и мы с ними дружили, они, как ни странно, неплохие были ребята. Никогда нас не предавали, даже когда мою маму второй раз арестовали там в сорок девятом году, они выражали мне постоянно свое сочувствие, мы вместе занимались спортом. Ни минуты не сомневаюсь, [что] мог бы дать кому-то из них по шее, а он мне, то есть это были более-менее человеческие, более-менее гуманистические отношения, несмотря на то что их родители на самом деле были нашими палачами. [Про] отчима Шулепы не говорится, кто он, но так мастерски передана его власть, его зловещая сила, что ты просто чувствуешь, что это одна из самых главных сволочей. Вот так же Трифонов в романе «Старик» нащупал другой, удивительный, совершенно непохожий образ современника, их отделяет друг от друга лет двадцать или даже тридцать, и это опять точное попадание, и опять читатель раскрывал рот и вздыхал: вот это да, какой точный образ!.. Вот в романе «Старик» Кандауров – или, как его еще называют, «до упора». Кто читал «Старика»? Вы читали? Не помните этого? Блестящий образ, человек, который всё делает до упора, до последней точки, неужели не помните?

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая проза

Царство Агамемнона
Царство Агамемнона

Владимир Шаров – писатель и историк, автор культовых романов «Репетиции», «До и во время», «Старая девочка», «Будьте как дети», «Возвращение в Египет». Лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга».Действие романа «Царство Агамемнона» происходит не в античности – повествование охватывает XX век и доходит до наших дней, – но во многом оно слепок классической трагедии, а главные персонажи чувствуют себя героями древнегреческого мифа. Герой-рассказчик Глеб занимается подготовкой к изданию сочинений Николая Жестовского – философ и монах, он провел много лет в лагерях и описал свою жизнь в рукописи, сгинувшей на Лубянке. Глеб получает доступ к архивам НКВД-КГБ и одновременно возможность многочасовых бесед с его дочерью. Судьба Жестовского и история его семьи становится основой повествования…Содержит нецензурную брань!

Владимир Александрович Шаров

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки