Лелейская гора

Некоторое время я размышлял обо всем случившемся механически и вяло, как бы вполсилы, оставшейся у меня после того, как вторую половину кто-то выкрал. Вероятно, во всем этом есть нечто странное, но что, я не знаю, и оттого мне все это кажется вполне естественным. Оглядевшись вокруг, я увидел, что сижу перед пещерой, наведя оружие на вход. Ранца со мной нет и шапки тоже - они остались под тем буком, где я спал. Видимо, все это неспроста, подумал я, какая-то нечисть пыталась заманить меня в пещеру - Яков Прокаженный или кто-нибудь из его предшественников, превратившихся в вампиров и ощутивших потребность похвалиться этим передо мной. Пусть потешатся - под открытым небом они мне не страшны. За время своих бесконечных скитаний они изобрели на досуге немало теорий, но главным их боевым средством по-прежнему остается невыносимая скука, проповедь непротивления насилию и вонь. Нет, такой дьявол мне не подходит. Не известно, что было бы со мной, если бы ему удалось заманить меня в пещеру. Какое счастье, что я рухнул у входа и мне сейчас не надо выбираться оттуда… Я поспешил уйти подальше от его подземного царства, а сухая листва под низовым ветром зашуршала, как погоня…

Я вернулся к корявому буку и нагнулся за шапкой и ранцем. Где-то совсем рядом громко зажужжали мухи, и на меня снова дохнуло зловонием. Я обернулся на запах - под тропой, шагах в трех от нее, торчали чьи-то скрюченные ноги в грязных брюках. Ниже находилась голова, в стороне валялась шапка. Лицо лежавшего покрывала движущаяся черная корка из мух; перелетая кучками с места на место, мухи открывали клоки рыжих волос. Брюки принадлежали Мирко Кадушину, ему же принадлежала и эта рыжая голова с провалившимся затылком. Из нее на землю просыпались осколки костей, а может быть, и черви. Похоже, Мирко не защищался, а только молил о пощаде: его раскинутые руки словно бы и теперь умоляли простить ему и воду, и траву, и краденые вязанки сена, мимо которого он не мог пройти зимой, и подковы, подобранные им на городских улицах. Его неизменного мешка, которым Мирко покрывал голову в случае дождя, при нем не было; мешок, вероятно, стащили. Я так и не понял, что там такое белело у него под затылком - нельзя было медлить ни секунды. По-видимому, его давно уже ищут и неровен час вместо него наткнутся на меня.

Три дня клубились и растекались они по горам, разыскивая Мирко Кадушина. Мне было видно, как они звали его, вытягивая шеи, и, обманутые эхом, лезли в адские расселины и трещины, куда, по их мнению, грохнулся Мирко. Похоже, что тот самый вредный дьявол решил позабавиться нами: сначала поведет их для виду на Прокаженную, а потом, усыпив мою бдительность, выведет с другой стороны прямо на меня. Меня так и подмывало выскочить к ним из своего тайника и сказать, где его искать. Хорошо, что я сдержался: вчера они его наконец нашли. И страсти улеглись, а болезнь моя прошла. Во всяком случае, судя по аппетиту - я бы, кажется, мог сглодать старые ботинки или кривое чертово копыто, попадись они мне в руки. Надо бы поискать чего-нибудь съедобного, но у меня совершенно нет сил двинуться с места - ноги не ходят, да и со зрением плохо. Поэтому мне остается ничего другого, кроме как ждать, когда по своему обыкновению ко мне припожалует дьявол. Вчера он, кажется, снова приходил и долго и нудно твердил: «Пойми, все равно ты пропал, погиб, ни один человек не думает о тебе. Да и какой с тебя прок, кто ты такой? Не борец, не гайдук, не жертва - никто. Свернись кольцом, как голодная змея, и медленно подыхай…»

Я свернулся кольцом, колени поджал к подбородку - так как будто бы легче. Оказывается, и у змеи можно кое-чему научиться. Я где-то слышал, что некоторые змеи жалят сами себя в хвост и, омолаживаясь собственным ядом, продлевают себе жизнь. Хорошо бы и мне укусить себя - не для омоложения, конечно, плевать я хотел на это омоложение, а просто так, со скуки, подкормиться собственным ядом, коль скоро под рукой у меня нет другой пищи. Яда у меня хватит на целое змеиное племя, не знаю только, как его использовать. Ногти я уже сгрыз, принялся за пальцы - не помогает. Взялся за колени. Чего их щадить, эти безобразные тощие колени, вылезшие из заплатанных штанов? Зубы у меня заострились, продирают до самых костей и скрипят: а зачем в коммунисты полез? Ведь ты же прекрасно знал, что ждет этих несчастных впереди! Каждый сам кузнец своего счастья, тебе твоего тоже никто не навязывал; теперь терпи и молчи!…

Или прорывался бы на Плевли, в Первую пролетарскую, к своим, чтобы вместе с ними бороться и смерть встречать, а не мыкаться тут одному!… Не прорвался, так теперь молчи, молчи и еще раз молчи!… Опоздал, не погиб вовремя, дождался поражения - какого же теперь тебе надо рожна? …