Лелейская гора

В небольшом селении Шапка проживают Дедичи или Неждановичи, представляющие собой примечательную ветвь потомства хитрого Луки по прозванию Видра. Внук Луки, Деян Видрич, а попросту Дедо, будучи еще мальчишкой, проник в дом к потурченцу Омеру Груяче, намереваясь отомстить за отца. Омер узнал мальчишку и сразу же разгадал цель его прихода, он успел только проговорить: «Подожди!», надеясь выиграть время, но, выкрикнув в ответ: «Не подожду, некогда мне ждать», мальчишка прикончил потурченца прямо за накрытым столом и удрал. С того «Неждановича» одна часть села стала именовать себя Неждановичами, а другая продолжала называться Дедичами, подчеркивая тем самым исконное отличие от первых. Соседи в запале и за глаза дразнили жителей Шапки Шишкарями - из-за шрамов и шишек, приобретенных в бесконечных драках, казалось, совершенно необходимых Шишкарям для самоутверждения. Самое примечательное свойство Шишкарей состояло в том, что без войны жизнь положительно не радовала их. Зато в войне они преображались и неизменно покрывали себя ратной славой бесстрашных и необычайно удачливых воинов, обувались и разряжались в награбленное добро, полнели от сытной еды, увешивались оружием, портупеями, саблями и медалями, а бывало, что доходили и до офицерских чинов. Однако после окончания войны слава Шишкарей быстро меркла, а удача недолго сопутствовала им - за год-другой они успевали порастерять свои звания, завязнуть в долгах и впасть в нищету и ничтожество. Так уж, видать, на роду нам написано, говорили они себе, стараясь утешиться тем, что не менее счастливая судьба приуготовлена всей Черногории.

Мне кажется, инженер Драго Нежданович решил попробовать хотя бы однажды повернуть эту судьбу в другую сторону и совершенно неожиданно преуспел. Отличник гимназии, знаток Негоша, запоздалый романтик, болезненный по природе, Драго как бы из чистого чувства протеста поступил в военное училище и, закончив его в мирное время, нацепил на себя эполеты и саблю, прославившись без драки и без кровопролития и удостоившись наград. Потом он закончил технический факультет и постарался избежать командных должностей. Теперь, когда все от мала до велика поднялись на войну, он, опершись на палку, ушел на покой. Сначала инженер был за нас, всю зиму он был с нами, как и все население Шапки, правда, больше находился в штабе, чем на позициях. Негош и Пушкин, славянство и Россия привязывали его к нам гораздо сильнее, чем любовь к коммунизму. Драго испытывал приступы беззаветной отваги, когда ему казалось, что он на все способен и все ему по плечу, но эти счастливые дни сменялись периодами острой хандры, и тогда Драго проклинал себя, казалось, за одно только то, что он еще живет на белом свете. Когда инженера скрутила подагра и свалила его в постель, мы готовы были заподозрить его в преднамеренном дезертирстве. Сперва его поносили наши, потом четническое начальство, но Драго стоически вытерпел все нападки и, воспользовавшись своими довоенными связями, спас Малую Москву от полного уничтожения. С тех пор я потерял его. из виду. Может быть, четники впрягли Драго в свою телегу и заставили тащить ее точно так же, как, бывало, мы заставляли его тащить нашу …

Взошла луна, и на дороге заблестели камни. Будь на моем месте Иван, он непременно свернул бы с дороги, но я не таков. Я свернул с дороги над самой деревушкой, боясь разбудить собак. Продвигаясь вперед скалистым верхом Гребня, я стараюсь не потревожить камни ногой; один или два все-таки сорвались и покатились вниз, но никто не подал голоса. Может быть, в Шапке нет собак, может быть, их отравили из опасения, что они своим лаем могут выдать засаду? Я углубился в маленький лесок над полями. Здесь я мог идти не таясь, потому что звук моих шагов заглушал соловьиный свист. Раньше я считал соловьев вымышленными существами, но, оказывается, я ошибался. Самые настоящие соловьи разукрасили лес серебряными и жемчужными трелями, развесили кружева на ветвях и, не обращая на меня ни малейшего внимания, продолжали плести свой тонкий узор. Сколько в нем роскоши и изобретательности, какое богатство красок, оттенков и переливов!.. Оставаясь невидимыми для меня, соловьи напоминали мне цветы, которые раскрывают свой венчик на рассвете и, собрав в него каплю росы, превращают ее в нектар. Соловьев объединяет с цветами и другое: в игрушечном царстве птиц, как и в царстве цветов, господствуют свои законы, не подвластные законам человека, законам войны и жестокости. И зависть сдавила мне горло тоской: должно быть, люди никогда не смогут создать себе такого царства, где все будет подчинено законам любви и красоты.