Меня разбудил рассвет. На дороге показался Милан Трепло, артиллерист и симулянт. Вот кому встреча со мной могла бы доставить истинное удовольствие - по крайней мере потом ему было бы о чем поговорить. После него прошли две женщины, а потом долго не было никого. Только убедившись собственными глазами, понимаешь, до чего же пустынны у нас дороги. Прошел, напевая, Перо Крикун. Крикуну невмоготу помолчать даже наедине с самим собой. Взошло солнце и жгло все сильней, мне стало тесно в плену дорог. На тропинке, пересекавшей луг, показался инженер Драго. Я узнал его издали по палке и прихрамывающей походке. Он не удивился, увидев меня: как раз накануне ему приснился удивительный сон, и Драго ждал чего-нибудь необыкновенного. Мы отошли подальше от дороги, и я спросил, куда это он направляется.
- На пески к Лиму, - ответил он. - Лечу свои суставы.
- И что же, помогает тебе солнце или все это басни?
- Днем помогает, а ночью все начинается сызнова.
- Что поделывают итальянцы?
- Итальянцев не видно и не слышно. Зачем их самим руки марать, когда у них наемники есть?
- Теперь у них масса свободного времени ловить лягушек.
- Лягушек они уже всех истребили, а за ними и кошек.
На берегу Лима у инженера подобралась целая компания: аптекарь, беженец из Подгорицы, адвокат Пешич, выпущенный по болезни из Колашинской тюрьмы, молодой священник Петар Джемич, беженец из Метохии, и брат его по дядьке доктор Кондич. Одно время к ним присоединялся еще безногий учитель, но, побоявшись быть втянутым в подпольный союз коммунистов, забросил купание.
- Я смотрю, вы там на берегу либеральный мозговой трест образовали.
- Мозговой от слова «осел», как говорит наш Пешич. Так оно и есть, ибо что такое в нынешнее время человек и зачем ему мозг? Исключительно затем, чтобы быстрее осознать, что он есть круглый нуль.
- Неужели дела на фронте обстоят так скверно?
- Хорошего мало. Немцы рвутся к югу.
- Это тебе, наверное, поп сказал.
- Именно он. Как ты догадался?
- По его всегдашней привычке каркать.
- Но ведь не сам же он все это выдумал. А правда остается правдой, даже и тогда, когда она нам не нравится.
Отчасти так, но не совсем. Кроме того, есть такая правда, которая нам заведомо не по душе, и вот ею-то не преминет он кольнуть нам глаза Или, может быть, не правда, что коммунисты совершили невозможное и держатся несмотря ни на что, в то время как все другие сложили оружие? Правда и то, что четники - изменники родины, преступники и наш национальный позор и что немцы - бандиты, а фашизм - бандитизм и его надо уничтожить, покуда он не уничтожил человечество. Когда одна правда замалчивается, честнее было бы и другими не торговать оптом и в розницу …
- Он сообщил это нам по секрету, и лучше уж знать, чем не знать.
- Смотря кому и когда.
- Во всяком случае, тебе не повредило бы знать побольше.
- Мне, может быть, и не повредит, а вот вам повредит.
- И нам не повредит, мы тоже тертые калачи. Да если бы мы и хотели, они ни за что не позволят нам перекраситься в другой цвет; пока они стоят у власти, мы обречены нести свой крест.
- Почему же они тогда вас не сажают?
- Еще не все потеряно! Мне, например, со всех сторон обещано предоставить первое же место, которое освободится в тюрьме. Ну и пусть сажают, мне плевать! Там по крайней мере я буду чувствовать себя на месте и буду знать, кто я такой, и буду жить, не стыдясь этого. А здесь я и сам не разберусь, кто я: ни наемник, ни вольный, ни враг, а презренное создание, которому только и остается что брюзжать.
- Пошли со мной и брюзжи сколько душе угодно!..
- В гору с костылями не ходят.
- Когда подопрет к горлу, и без костылей побежишь.
- Оттого, что вы бегаете, вы себе тоже славы не стяжали.
- Время есть, мы еще учимся.
Что-то взбесило Драго, и в нем закипела горячая кровь старых Шишкарей, жаждущих затеять ссору с первым встречным. И все предыдущие стычки с Юго, с Нико, с Иваном и со мной ожили в его памяти. Он заявил, что мы дилетантами были и таковыми останемся, вечно учимся, а ничему не научились, кроме как платить своей жизнью. И самое обидное, что мы не расплачиваемся за своих погибших товарищей и не находится человека, который прихлопнул бы того паршивого пса, выдавшего Велько Плечовича …
- А кто этот пес, выдавший Велько? - перебил я его.
- Один старый жулик по прозванию Коста Америка.
- Из тех, что в Америке побывали?
- Из тех; привык там деньгу зашибать и здесь без этого не может обойтись. Сноха у старика из рода Плечовичей, поэтому-то Велько его и не боялся. Легко же вас дружбой купить!
Вдруг меня осенило:
- Уж не тот ли это тип, у которого в «Тополе» катун?
- Катун у него как раз в тех местах, где Велько погиб.
- - Надо будет мне наведаться к нему, справиться о его драгоценном здоровье.