Лелейская гора

Я вытащил пригоршню соли - овца уплела ее в мгновение ока. Несколько крупинок просыпалось с моей руки, но она выловила их, засунув голову в траву. Надо бы заколоть ее, подумал я, на моем месте каждый заколол бы эту овцу. Ее мяса мне хватит на три дня, а мясо - это сила, а сила мне сейчас совершенно необходима, но заколоть - значит обмануть. Сами же их приручили, подчинили себе полностью во всем, а теперь бессовестно пользуемся доверчивостью бедных животных. Нет, при всем моем желании я не могу ее заколоть. Жалко мне ее да к тому же и не знаю, как к ней подступиться, а ее мясо не полезет мне в глотку или прожжет нутро. Получила соли - и проваливай подобру-поздорову… Я повернулся и пошел, она за мной, за ней - ягненок. Теперь нас стало трое, и эту троицу видно за версту. А между тем эта компания мне вовсе не подходит: представьте себе, что меня выследят четники и обнаружат в обществе овцы и ягненка, да они же потом распустят слух, что я украл овцу с ягненком, но не успел полакомиться, оставил им. Впрочем, не будет же эта овца вечно таскаться за мной, в конце концов ей это надоест, и она бросит меня, как бросили меня многие из моих друзей, так и не сказав последнего «прости»…

Овца следовала за мной целый день, припуская рысцой, когда я ускорял шаг, или догоняя меня вприпрыжку при моих безуспешных попытках удрать от нее. Одно время меня забавляла эта игра, потом надоела. Мы заночевали вместе под развесистым деревом, и мне снилось всю ночь, будто я околачиваюсь у чужого загона. Проснувшись на заре, я увидел, что она уже на ногах: пощипывая травку, косится на меня краешком глаза: не улизни, мол, как-нибудь от меня ненароком. Ладно же, подумал я, пусть идет! Проводит меня до реки, а там отстанет. Но овца не отстала ни у реки, ни потом, белым проклятием упрямо следуя за мной. И, лишь услышав дальний звон овечьих колокольчиков, овца на мгновение приостанавливалась, мучительно что-то вспоминая и снова кидалась вдогонку за мной, как собака. Ничего, сказал я себе, найдется лекарство и от этой болезни. Дай только встретить стадо, стоит тебе увидеть овец на лугу, как ты и отпустишь меня с миром. Вот тут-то тебя и прирежут как миленькую, торопясь определить тех, кто может явиться на розыски беглянки, но это уже не моя забота и не мой грех.

Однако за весь день стадо нам ни разу не попалось, но меня это ничуть не расстроило - еще все впереди. На этот раз мы снова заночевали под деревом, держась одной семьей, опечаленной предстоящей разлукой. Где-то вдали ухнул топор Вуколы Плотника, и глухое эхо пророкотало в горах. Вот ему-то я и подарю мою овцу, в то же мгновение решил я. Это будет даже очень кстати, потому что до сих пор никому не приходило в голову подарить что-нибудь Вуколе… Я застал Плотника за его обычным занятием - он обтесывал слегу. Я покашлял слегка, он поднял голову. Вукола оглядел овцу с ягненком и смерил меня взглядом с головы до пят:

- Чья это?

- Моя, видишь, за мной идет.

- Не за тобой, а за солью в руке.

- Она сама ко мне привязалась, а уж потом я ей и соли дал.

Это показалось Вуколе сомнительным и он произнес:

- Гм…

Я понял намек, но меня разозлило это его нежелание выражаться яснее.

- В каком смысле «гм»? - переспросил я его.

- И что ты с ней собираешься делать?

- Загнать подороже.

Вукола задумался:

- Не стрижена овца… Должно быть, еще весной отбилась. Чья же она может быть?

- Не знаю, может быть, мусульманская. Хочешь, я ее тебе подарю?

Он встрепенулся - такого оборота Вукола совсем не ожидал и никак не мог поверить своим ушам. Осмотрев еще раз овцу, он убедился в том, что она ему положительно нравится; это вызвало в нем бурю противоречивых чувств; Вукола нахмурился и замахал руками: нет, нет и нет, у него есть свои овцы и с него достаточно тех, которые у него есть. Чужого добра он не желает! От чужого одно только горе. В их семье отродясь такого не водилось, чтоб на чужом добре наживаться, чужого ему ни вот столечко не нужно - и Вукола показал чернозем под ногтями. Нет и нет, в их роду такого и в заводе не было! А ничего, жили, да, бывало, еще и лучше тех, которые на чужом добре набивались; и он тоже живет, ни от кого ничего не ждет, ни у кого не одалживается. Конечно, было дело, спустил по молодости лет жалкие крохи, доставшиеся ему в наследство от отца, и не без помощи опекуна, зато все то, что есть у него сейчас, они вдвоем с женой своими горбами заработали, ногтями наскребли и кровавым потом полили. Во всем его хозяйстве крошки нет чужой, и ему не хотелось бы о чужое добро мараться, чтобы потом не иметь права честно смотреть людям в глаза.

Он вошел в раж и заплетающимся языком твердил одно и то же. Я едва ухитрился вставить слово:

- Все это превосходно и замечательно, и я не понимаю, о чем тут так долго толковать. Не хочешь брать овцу - не надо. На нее охотники всегда найдутся, да еще и благодарить меня будут.

- Зачем тебе отдавать ее кому-то? Лучше ты ее сам зарежь!

- Не могу.

- Тогда давай я ее заколю. Хочешь, прямо сейчас и заколю?

- Не хочу ни сейчас, ни потом.