Ульфом Серым звался один человек. Он жил на Граэнстаде — Дворе Серого в Адальсфьорде, что в Эстар
В то время Восточными Заливами правил Эгиль Эриксон из Сканесфьорда. Все почитали за лучшее платить ему дань или по крайней мере не навлекать на себя его гнев. Дошло до того, что он обложил податью жителей Сторвега к востоку от Бьёрндаля. Там жили дикари: оленеводы да охотники. Они платили пушниной. Эгилю нужен был надёжный человек, чтобы держать их в повиновении. Тогда ему посоветовали пригласить на это дело Торольфа, хотя были и другие желающие: Асбьёрн Короткая Борода, братья Торстейнсоны и всякие прочие. Но эти люди, хотя и долго служили Эгилю конунгу, не показались ему надёжными: знал он, что каждый из них не упустит случая урвать кусок шире собственного горла. Потому и согласился, чтобы Торольф собирал для него шкуры да меха с побережья.
Ульф Серый сказал на это:
— Думается мне, мало удачи тебе будет служить Эгилю конунгу, и нашему роду такое дело не принесёт счастья, но ты ведь всё равно поступишь, как считаешь нужным.
Торольф сказал:
— Не хочу печалить тебя, отец, однако такова моя воля.
Вот прошло три зимы, и Торольф хорошо справлялся с порученным: все при дворе короля щеголяли в соболях да песцах. Но песец — хитрый зверь и крадётся незаметно. Подкрался и к Торольфу. Тогда как раз умер Ульф Серый, и Торольф пригласил Эгиля конунга на тризну по родителю. Прибыли с королём и Асбьёрн, и братья Торстейнсоны, и всякие прочие. И славно гуляли в Граэнстаде восемь дней. А на девятый вечер Асбьёрн склонился подле короля и негромко молвил ему на ухо:
— Погляди-ка, в какой роскошной норковой накидке ходит Сигню, жена Торольфа! Погляди-ка, сколько золота и серебра в этом доме! Даже рабы носят меха. Думается мне, Волчонок таскает в пасти многовато добра мимо твоей казны! Не так было бы, когда бы данью сааров занялись сыновья Торстейна Толстого или любой твой покорный слуга.
— Не надобно теперь наушничать мне на Торольфа, — сказал Эгиль, но в тот вечер сидел хмурый, как окутанная грозовыми тучами скала на Хергенесе. Торольф заметил это и наутро подарил конунгу роскошную шкуру белого медведя да в придачу к ней — нарядную шубу на меху снежного барса:
— Желаю, чтобы ты здравствовал, Эгиль Эриксон, и твоя сиятельная супруга, ибо не знаю подобной благородной четы во всей Стране Заливов, да и за её пределами тоже не знаю!
Тогда Эгиль улыбнулся и обнял Торольфа, но задерживаться не стал, а отбыл пополудни.
— Как знать, мой господин, — шептал по дороге Асбьёрн, — сколько ещё барсовых да медвежьих шкур утаит этот герой! Позволь мне занять его должность на одну зиму, и я докажу, что у Волчонка морда в пуху.
— Поразмыслю над этим, — мрачно отвечал Эгиль.
А надобно сказать, что у Эгиля был сын Эрик, которого с малых лет прозвали Волчья Пасть. Он был дружен с Асбьёрном и молодыми сыновьями Торстейна. Кровь кипела у него в жилах, а голод славы и власти толкал на тропу ясеневых драконов. И так получилось, что однажды, когда Эйлиф конунг из Хединсфьорда бросил вызов Эгилю, и короли Эстар
Когда Торольф прибыл с очередной данью и был готов принести клятву верности новому конунгу, Эрик сказал так:
— Где ты был, Волчонок, пока мы бились при Хергефьорде? На что мне твоя пушнина, когда пал мой отец, а люди говорят, что не столь силён владыка Сканесфьорда?
— Честно служил я Эгилю конунгу, — ответил Торольф, кланяясь не слишком низко, — но коли слышу ныне такие речи, то не предложу дружбы его сыну. Возьми эти шкуры да меха как выкуп моей чести, а больше мне нечего тебе сказать, Эрик Эгильсон!
И отбыл из Сканесфьорда спешно, как только мог.
Недостаточно спешно.
Когда он прибыл домой, то обнаружил в гостях Асбьёрна Короткую Бороду, сыновей Торстейна и прочих добрых людей. Они пировали на Дворе Серого, словно у себя дома, а Сигню, жена Торольфа, им прислуживала. Торкель не прислуживал: ждал брата на пороге.