Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг.

Ходили все, весь полк, вплоть до штаб-офицеров. Но ходили обязательно ночью, и это было связано с известным риском, ибо кто наскакивал на французские посты, тому плохо было. Пока же французы организовали охрану зданий, там уже ничего не осталось.

Постараюсь вспомнить теперь, как развертывались события до 13 марта, до обнародования приказа 1515, наделавшего[280] столько шума. Жили мы до 13 марта тихо, спокойно, занятий не было. Велись маленькие интрижки, сплетничали, играли в преферанс. Мерзли от холода. В 12 ч[асов] вставали или, вернее, просыпались, ибо иногда 2–3 дня не вставали с постели, били вшей, дежурные готовили обед. В редкие безветренные дни имели возможность умыться. Спать ложились часов в 9–10 вечера.

В самом начале февраля приезжали атаманы[281]. Нового ничего абсолютно не сообщили, а в беседе с офицерами полка Вдовенко поделился сведениями с Терека. Ничего утешительного. Говорил о жизни беженцев. Рассказал об инциденте между Врангелем и Слащевым, кончившимся тем, что Слащев, по приговору суда чести, правда, заинтересованного (Шатилов, Коновалов и еще кто-то), уволен без мундира.

Намекнул Вдовенко и о том, что атаманы хотят порвать с Врангелем, образовать Юго-Восточный союз, но признавать его все же Главнокомандующим.

Дня через два уехали атаманы, а числа 7–9 февраля[282] приехал Врангель. Этот 2-й приезд Врангеля был очень не похож на его первый приезд. Врангель чувствовал себя гораздо тверже и увереннее. Довольно самостоятельно держался в присутствии Бруссо, ругал французов, предостерегал от записи в Совдепию. И в заключение своей краткой, но сильной речи сказал: «Потерпите, орлы, еще месяц, другой. Время за нас работает».

Эта его фраза комментировалась на тысячи ладов. Его самоуверенность, твердость и независимость произвели отличное впечатление. Огромное большинство записавшихся в Совдепию выписалось[283]. Все со дня на день ожидали больших событий. Как нарочно – Кронштадтское восстание[284]. Исключительные надежды [были] на него[285]. Имя Врангеля популярно, как никогда. Газеты – нарасхват.

Когда в конце февраля пришел пароход, и французы предложили ехать в Совдепию, поехало всего человек 200 из 20 000[286], а алтынников, как с легкой руки Врангеля стали звать французов, ненавидели. Уважали гораздо больше чернокожих[287], которых иначе, чем «аллеёбы» (от французского alle[288]), не звали.

За это время у нас в сотне перемены. Честолюбивый, желчный и подленький командир нашего взвода полк. Тарарин, с одной стороны, ища популярности у офицеров сотни, а с другой – подлизываясь к командиру полка Агоеву, спихнул Мистулова и сам занял его место. Став командиром сотни, он резко изменил свое отношение к офицерам и стал корчить из себя большое начальство. Подло, гадко вел себя Тарарин во всей этой истории.

Командиром нашего взвода опять стал старый знакомый М. Ив. Лепилкин.

12 марта произошло событие большой важности. В Мудросский порт вошли два больших парохода: «Дон» и «Решид-паша». На них привезли части Донского корпуса из Чаталджи.

В этот же день нам объявили приказ 1515. Приказ этот – это исторический документ. Сводится он к следующему: французы нас кормят до 1-го апреля. Нам предлагается Советская Россия, Бразилия или собственное иждивение. Агоев, читая этот приказ, расплакался. Затем [был зачитан] приказ Врангеля никому никуда не ехать. Записываться по 3-му пункту. Врангель берет на себя всю ответственность за последующее[289].

Тут же было предложено желающим принять какое угодно решение. Из нашего полка почти никто не уехал, а из всего Мудросского и Лемносского лагерей набралось до 3800 человек. Погрузили[290] на «Решид-пашу», и он уехал. «Дон» стоит.

13-го [марта] французы, не доверяя нашему командованию, сами будут обходить лагеря и предлагать ехать, прочитывая приказ 1515. Возмутительная история, которой подчиниться надо. Подчиниться силе французов.

13-го марта полк весь был выстроен. Часов в 10 утра, в сопровождении начальника дивизии ген. Татаркина, пришли два французских офицера жидовской наружности, попросили свести полк и обратились примерно со следующими словами: «Генерал Врангель, с обычным ему благородством, всеми своими силами старается как-нибудь устроить судьбу тех, кто ему вверился. Но улита едет – когда-то будет. Французы вас содержать будут только до 1 апреля. Дальше вы не получите ни куска хлеба. Выбирайте сами – или Советскую Россию или Бразилию. А обращаемся мы непосредственно к вам потому, что не совсем уверены, что все доходит до вас через ваших начальников. Все, желающие ехать, берите ваши багажи и идите под охрану французской жандармерии на пристани». <неразб. 5–6 слов>

Криками негодования было встречено это выступление французов.