Начальник иностранного отдела ВЧК Давыдов предлагал захлопнуть для писателей калитку на Запад: «В ИноВЧК в настоящий момент имеются заявления ряда литераторов, в частности Венгеровой, Блока, Соллогуба – о выезде за границу. Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампанию против Советской России и что некоторые из них, как Бальмонт, Куприн, Бунин, не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями – ВЧК не считает возможным удовлетворять подобные ходатайства». Вопросы выезда рассматривало Политбюро. 12 июля 1921 года ПБ разрешили ехать Соллогубу (он так и не уехал, после того как его жена бросилась в Неву), но не позволило Блоку. За того вступились Горький с Луначарским, обратившиеся напрямую к Ленину, в результате чего ПБ 23 июля пересмотрело свое решение2375
. Воспользоваться полученным разрешением Блок не успел.Пока же голод 1921 года стал последним отзвуком катастрофы Гражданской войны и «военного коммунизма». Со второй половины года производство начало, наконец, быстро расти: за 1921 год почти удвоилось производство – с 12,8 % от уровня 1913 года до 23,3 %. Выросли объемы внешней торговли как результат того, что «Россия обросла, если можно так выразиться, целым рядом довольно правильных, постоянных торговых соглашений, представительств, договоров и т. д.»2376
Михаил Булгаков, переселившийся в Москву осенью 1921 года, рассказывал о своих ощущениях: «Знакомств масса и журнальных, и театральных, и деловых просто. Это много значит в теперешней Москве, которая приходит к новой, невиданной в ней давно уже жизни – яростной конкуренции, беготне, проявлению инициативы и т. д. Вне такой жизни жить нельзя, иначе погибнешь… В Москве есть все: обувь, материи, мясо, икра, консервы, деликатесы – все! Открываются кафе, растут как грибы… Цены сообщить невозможно, потому что процесс падения валюты принял галопирующий характер, и иногда создается разница при покупке днем и к вечеру»2377
. Нина Берберова в 1922 году приехала в столицу: «Москву я не узнала: теперь это была столица нового государства, улицы были черны от народа, все кругом росло и создавалось, вытягивалось, оживало, рождалось заново, пульсировало»2378. На Болоте работал самый дешевый в Москве рынок, где торговали всякой снедью, «можно было и закусить, например, пирожками с различными начинками, полакомиться другими яствами, изготовленными по древним рецептам. На берегу находилась пристань. С приходом нэпа к пристани стали приставать маленькие пароходики… Когда пароходик выплывал из Канавы на простор Москвы-реки, его окружали лодки, байдарки, шлюпки, моторки и просто “водоплавающие” граждане в разноцветных тряпочных шапочках и без оных»2379.Но волшебства не произошло, и многие проблемы с введением нэпа в одночасье никуда не делись. На VII Московской губпартконференции в октябре 1921 года Ленин признавал:
– Противоречий в нашей экономической действительности больше, чем их было до новой экономической политики: частичные, небольшие улучшения экономического положения у одних слоев населения, у немногих; полное несоответствие между экономическими ресурсами и необходимыми потребностями у других, у большинства.
Был ли НЭП действительно долговременным политическим поворотом, кардинально менявшим взгляды Ленина на пути построения социализма? Сам он не раз менял свои взгляды и на сроки, и на масштабы «отступления». Пятого ноября Ленин писал в правдинской статье: «Мы отступили к государственному капитализму. Но мы отступили в меру. Мы отступили теперь к государственному регулированию торговли. Но мы отступили в меру. Есть уже признаки, что виднеется конец этого отступления, виднеется не в слишком отдаленном будущем возможность приостановить это отступление». На IX съезде Советов в декабре Ленин подчеркивал, что «эту политику мы проводим всерьез и надолго, но, конечно, как правильно уже замечено, не навсегда»2380
.Когда Ленин вскоре заявит о «приостановке отступления», против этого в среде большевиков никто не возразит.
Глава 11
Дистанционное управление
Костино
В начале лета 1921 года Ленин, долгое время героически тянувший воз государственного управления, дал слабину. Мучили головные боли и бессонница. 4 июня Политбюро обязало его взять месячный отпуск, и он уехал в Горки. Председательское кресло в ПБ занял Каменев. На следующий день Ленин писал Троцкому: «Я нахожусь вне города. Уехал в отпуск на несколько дней по нездоровью»2381
. Видимо, в это время у него впервые случился приступ, о котором он расскажет врачам: «Головокружение было сильное, ВИ не устоял на ногах и вынужден был, держась за кровать, опуститься на пол. Но сознания не терял. Тошноты не было. Головокружение продолжалось несколько минут и бесследно исчезло, поэтому ВИ не придал ему значения». Из Горок Ленин появился только на несколько заседаний III конгресса Коминтерна.