Ленин и сам был строгим цензором. Его бурную ярость вызвало появление достаточно безобидного сборника статей ведущих русских философов – Бердяева, Степуна, Франка – «Освальд Шпенглер и закат Европы». Книгу Ильич назвал «литературным прикрытием белогвардейской организации». В начале мая он сделал свои претензии к ведущим российским мыслителям, ранее высказывавшиеся в узком партийном кругу, достоянием общественности. В статье, приуроченной к 10-летию «Правды», разгромной критике были подвергнуты «Шпенглеры и все способные восторгаться (или хотя бы заниматься) им образованные мещане», «извините за выражение, “шпенглерята”». Столь же убийственной оценки – «орган современных крепостников», «явный центр белогвардейцев» – был удостоен журнал «Экономист», издававшийся в Питере Русским техническим обществом.
Особого внимания Ленина удостоились «социологические изыскания некоего Питирима Сорокина, которого возмущает половая распущенность и скачкообразный рост числа разводов. Подобные господа являются на самом деле «крепостниками, реакционерами, “дипломированными лакеями поповщины”… На самом деле, именно большевистская революция является единственной последовательно демократической революцией в отношении к таким вопросам, как брак, развод и положение внебрачных детей». Статью про воинствующий материализм Ленин писал ради вывода о том, что рабочий класс еще не научился пользоваться своей властью, иначе бы он «подобных преподавателей и членов научных обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной “демократии”. Там подобным крепостникам самое настоящее место».
А конфиденциально Ленин 19 мая попросил Дзержинского: «К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим…» И возвращался к авторам «Экономиста»: «Это, я думаю,
«Философские пароходы» встали на разогрев.
Затем ленинский гнев обрушился на руководство московской парторганизации, которая мешала работе комиссии СНК, вскрывшей злоупотребления в выделении жилплощади в столице. Записка Молотову для членов ПБ 18 марта: «Московский комитет (и т. Зеленский в том числе) уже не впервый раз
В середине марта пришло сообщение от Крестинского, что он выезжает из Берлина вместе с лучшими профессорами-неврологами – Георгом Клемперером и Отфридом Ферстером, привлеченными щедрыми гонорарами. Ленин настаивал на том, что раз уж они приезжают, то пусть проверят не только его, но и других. «В список этот очевидно должны будут войти товарищи Чичерин, Осинский, Троцкий, Каменев, Сталин, Брюханов и несомненно целый ряд других»2435
. Так и поступили.25 марта Ленин вернулся из Корзинкино в Кремль, где его и осмотрели немецкие врачи. Мария Ильинична свидетельствовала, что они «не нашли, как и русские врачи, у ВИ ничего, кроме сильного переутомления. Они констатировали “возбудимость и слабость нервной системы, проявляющуюся в головных болях, бессоннице, легкой физической и умственной утомляемости и склонности к ипохондрическому настроению…” Ферстер и Клемперер предписали ВИ длительный отдых (месяца три) вне Москвы, временное удаление от всяких дел»2436
. Рекомендовали горы, но не выше 700–1000 метров.Пока же Ленин все-таки нашел в себе силы заняться работами XI съезда партии. В Корзинкине Ленин готовил доклад на съезд. Переделывал и переписывал его 4 раза. Однако не был уверен, что у него хватит сил выступить. Вечером 21 марта он послал телефонограмму Каменеву: «Я сегодня чувствовал себя значительно лучше обычного и потому мог систематически подобрать и рассмотреть весь материал к моему докладу. Вывод получается тот, что материал этот непомерно скуден. Поэтому прошу Вас освободить для себя вечер завтра полностью, чтобы иметь по крайней мере один свободный час для подготовки Вашего дополнительного доклада на ту тему, о которой мы говорили».
Так он и сделал, направив план доклада для его утверждения на пленуме ЦК: «Если потребуется моя явка на пленум для объяснений по поводу нижеприведенного плана доклада, я безусловно могу явиться и явлюсь часа через 2–3 после вызова». Ленин просил «пленум ЦК назначить дополнительного докладчика от ЦК, ибо мой доклад слишком общ, затем я не абсолютно уверен, что смогу его сделать, а главное – от текущей работы Политбюро уже месяцами отстал». Пленум ЦК 25 марта одобрил план доклада и утвердил – на всякий случай – дополнительным докладчиком по политическому отчету Каменева. Но запасной докладчик не потребовался.