Ленин и Парвус. Вся правда о «пломбированном вагоне» и «немецком золоте»

Реально «Протокол о поездке» для печати подписали Платтен, Гильбо, французский социалист-радикал Фердинанд Лорио, специально приехавший из Парижа, немецкий социал-демократ Пауль Леви (Гарштейн) и представитель польской социал-демократии Вронский. В этой декларации говорилось:

«Мы, нижеподписавшиеся интернационалисты, полагаем, что наши русские единомышленники не только вправе, но обязаны воспользоваться представившимся им случаем для проезда в Россию…»

Коммюнике о проезде было опубликовано в шведской социалистической газете «Политикен».

ОПЯТЬ начали ставить палки в колёса меньшевики. Ленин через Ганецкого запросил «мнение Беленина» (в данном случае под «Белениным» имелся в виду не Шляпников, носивший этот псевдоним, а Бюро ЦК в Петрограде), и 5 апреля Бюро через Ганецкого дало директиву: «Ульянов должен тотчас же приехать» (В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 556, прим. 479).

Да, надо было торопиться — в Питер начинала съезжаться вся «головка» большевиков. Ленин в Цюрихе получил из Перми телеграмму за подписями Каменева, Муранова и Сталина, возвращавшихся из сибирской ссылки: «Salut fraternel Ulianow, Zinowieff. Aujourdhui partons Petrograd…» («Братский привет Ульянову, Зиновьеву. Сегодня выезжаем в Петроград…») (В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 428).

Через Платтена германскому посланнику Ромбергу были переданы условия, где главными пунктами были следующие:

«Едут все эмигранты без различия взглядов на войну. Вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерриториальности, никто не имеет права входить в вагон без разрешения Платтена. Никакого контроля, ни паспортов, ни багажа. Едущие обязуются агитировать в России за обмен пропущенных эмигрантов на соответствующее число австро-германских интернированных».

(В. И. Ленин. ПСС, т. 31, стр. 120.)

6 апреля (или даже 4 апреля) Платтен сообщил о согласии Берлина — можно ехать!

Сборы проходили нервно, все были как на иголках. И это — не мой домысел, достаточно привести две телеграммы Ленина Ганецкому от 7 апреля… Первоначально отъезд был назначен на среду 4-го, но даже 7 апреля Ленин был ещё в Берне и телеграфировал в Стокгольм:

«Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген (социал-демократический депутат риксдага, бургомистр Стокгольма. — С.К.) и Стрём (секретарь Социал-демократической партии Швеции. — С.К.) пусть обязательно ожидают в Треллеборге. Вызовите срочно Беленина, Каменева в Финляндию…»

(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 431.)

Но в тот же день в Стокгольм уходит другая телеграмма:

«Окончательный отъезд в понедельник. 40 человек (реально уехало 32 человека. — С.К.). Линдхаген, Стрём непременно в Треллеборг…»

(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, стр. 431.)

Комментировать здесь что-либо нужды, пожалуй, нет. И так ясно — атмосфера была, мягко говоря, не из спокойных. Кто-то спохватился в последний момент и хотел ехать тотчас, кто-то колебался и оставался…

Но всё это было делом десятым по сравнению с главным: Ленин ехал в Россию!

ПЕРЕД отъездом Ленин снял со счёта 95 (девяносто пять) франков, а сберегательную книжку с остатком в 5 франков 5 сантимов передал остающейся пока в Швейцарии большевичке Раисе Харитоновой. И сберегательная книжка Ленина заслуживает отдельного пояснения.

Дело в том, что во время войны жизнь четы Ульяновых в «свободной» Швейцарии была для Ульяновых не такой уж и свободной — Ленин и Крупская жили в Швейцарии на особом, по сравнению с другими эмигрантами, положении. После освобождения Ленина осенью 1914 года из австрийской тюрьмы Ульяновы получили по ходатайству швейцарских социал-демократов убежище в Швейцарии с правом проживания в столице Берне до 12 (25) января 1917 года. Но — в отличие от «довоенных» эмигрантов — без права свободного перемещения из кантона в кантон, из города в город.

Это было, конечно, неудобно во всех смыслах. Когда Ленин в январе 1916 года собрался в Цюрих для работы в библиотеке, потребовалось особое полицейское разрешение. Во время написания своего знаменитого труда «Империализм как высшая стадия капитализма» Владимир Ильич испросил право на пребывание в Цюрихе без специального оформления — кроме прочего, в Цюрихе жить было дешевле, а «германские миллионы» существовали лишь в будущем воображении стариковых и Мельгуновых…

Квартировали Ульяновы, к слову, у сапожного мастера Каммерера по адресу Шпигельгассе, 14 — в старой части города, где селилась рабочая беднота.