Ленин и Парвус. Вся правда о «пломбированном вагоне» и «немецком золоте»

Поскольку вид на жительство в начале 1917 года заканчивался, 15 (28) декабря 1916 года Ленину вновь пришлось обратиться в полицейское управление Цюриха с заявлением о продлении срока проживания до 31 декабря 1917 года. В заявлении указывалось, что требуемый залог в 100 франков внесён в Цюрихский кантональный банк на счёт № 611361.

Вот с этого счёта и были сняты 95 франков на расходы, а остаток должна была реализовать Харитонова — казначей Цюрихской секции большевиков, и реализованные деньги принять как членские взносы за апрель за Ленина и Надежду Константиновну. Харитонова была поражена, что Владимир Ильич «в такой волнующий момент подумал об уплате членских взносов» в то время, как «никто из отъезжающих товарищей не вспомнил об этом».

Как писала Харитонова, вскоре после возвращения Ленина в Россию швейцарская буржуазная печать начала антиленинскую кампанию. Газеты уверяли публику, что «бывший эмигрант Ульянов» со своими единомышленниками занял-де дворец балерины Кшесинской (в отношении дворца любовницы императора и великих князей это было правдой) и якобы роскошествует в нём на два миллиона франков, полученных от германского правительства.

И Харитонова пошла в банк, чтобы публично предъявить главному кассиру ленинскую сберкнижку, а когда тот жестом указал на окно младших клерков, громко обратила внимание кассира на имя вкладчика.

— Ульянов, — удивился кассир. — Тот самый Ульянов, который жил у нас в Цюрихе как политический эмигрант, а сейчас в России стал таким знаменитым человеком? Ульянов, о котором пишут во всех газетах?!

Харитонова подтвердила, и к окну стали собираться клерки — взглянуть… Книжка пошла по рукам, удивляя всех служащих незначительностью заприходованной суммы.

Получать остаток счёта и закрывать счёт Харитонова, конечно, не стала. Она оставила книжку у себя и впоследствии передала её в Институт марксизма-ленинизма… (Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. В 5 т., т. 2, М.: Политиздат, 1984., стр. 364–365).

Не думаю, что Владимир Ильич сохранил тогда пятифранковый счёт исключительно для прикрытия «миллионных» «германских» счетов, хотя Николай Стариков, буде он узнает об этом историческом курьёзе, интерпретирует его, скорее всего, именно так.

Впрочем, продолжу и прибавлю — как «информацию к размышлению», что если бы переезд Ленина был обговорён им с германским генштабом в рамках «агентурной деятельности Ленина» и другого якобы «агента немцев», Фрица Платтена, то обеим сторонам было бы выгоднее организовать переправку Ленина через Германию под видом нелегальной.

Тайный переезд есть тайный переезд, его детали всегда можно отказаться оглашать по вполне понятным соображениям — разве допустимо разглашать имена «переправщиков», координаты «коридора» и т. п. А Ленин уезжал громко — в ресторане «Zahringer Hof» было устроено многолюдное, бурное прощание отъезжающих с пока остающимися. При этом в «Zahringer Hof» лились рекой речи, но отнюдь не шампанское…

Было зачитано заявление участников поездки, где они подчёркивали, что возвращаются на родину, невзирая на угрозу Милюкова предать суду тех, кто проедет через Германию.

Вскоре по ленинскому маршруту — через ту же Германию — правда, без визга газет и милюковских угроз, в Москву вернётся ещё 200 эмигрантов, включая меньшевиков во главе с Мартовым.

Но группа Ленина был первой.

И судьба Ленина совершала…

Впрочем, нет! Сказать, что она совершала крутой поворот, будет принципиальной ошибкой!

Никаких крутых поворотов в политической (а, значит, и в личной) судьбе Ленина не было… Всю жизнь он, сказавший ещё в юности, после казни брата: «Мы пойдём другим путём», одним путём — прямым, к пролетарской революции, и шёл. Этот путь был всегда непрост, но он был всегда у Ленина прям. И весной 1917 года судьба Ленина просто выходила, наконец, на широкую и прямую историческую дорогу, которую теперь сам же Ленин и пролагал в будущее.

Поскольку эту дорогу пролагал Ленин, она оказывалась для России в перспективе широкой и прямой. Но могла ли она быть лёгкой — коль речь шла о России?..

УВЫ, в отличие от Ленина, у России никогда не было прямых дорог — когда по вине чужаков, чаще — по вине, увы, её собственной. С этим — с историческими «кривуляниями» пора было кончать, — пока Россию вообще не увели с торного исторического пути. И кто, как не Ленин, был в состоянии обеспечить России верный путь?

28 ноября 1866 года Фёдор Тютчев (1803–1873) записал знаменитое:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить,

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

Эти строки порождены не «квасным», не «славянофильским» «патриотизмом» — Тютчев был не только поэтом, но и профессиональным дипломатом, он провёл за границей двадцать лет. Но как раз поэтому он понимал российскую специфику получше «записных» славянофилов. К тому же Тютчев через старшую дочь — фрейлину двора, хорошо знал закулисную жизнь российских «верхов».