Ленин и Парвус. Вся правда о «пломбированном вагоне» и «немецком золоте»

Он стоял у могилы, что-то шептал, потом низко-низко поклонился…

В тот день на Волковом кладбище не было фотографа — да и откуда ему было быть там в то раннее утро? Но через два года — 13 марта 1919 года, на том же Волковом кладбище хоронили неожиданно умершего от тифа Марка Тимофеевича Елизарова.

Ленин — уже глава государства, приехал на похороны из Москвы, и фотограф Я. Штейнберг сделал тогда серию из пяти снимков — Ленин в окружении провожающих у могилы зятя… Глядя на эти фото, я думал: «Если бы художнику надо было написать картину на тему «Мужская скорбь», то, имея возможность выбирать, он, скорее всего, выбрал бы для работы одно из этих фото Ленина».

Таким он был, конечно, и в то утро 5(18) апреля 1917 года, когда перед тем, как взвалить на себя свой тяжкий российский крест до конца дней своих, он пришёл на последнюю встречу с матерью.

Да и не с матерью, а с её могилой.

Побывать же на могиле отца он так и не смог.

НА ВОПРОС: «Кем был Ленин?» — многие сегодня ответят, что был он-де «германским шпионом», привезённым в Россию «в запломбированном вагоне».

Вагоны, в которых Ленин ехал по Швеции и Финляндии в Россию, были вполне обычными, и лишь на дверях того вагона, в котором был совершён переезд по Германии, висели пресловутые пломбы. Но не о том, впрочем, речь, а о том, что Россия не сразу увидела в Ленине непререкаемого, нужного ей вождя, а многие и впрямь поверили в то, что приехал «шпион».

Есть фото, относящееся к 16 апреля 1917 года — первому дню по возвращении Ильича. На петроградской улице жидковатая, надо заметить, толпа, где немало мужчин с палочками, а на переднем плане стоят два солдатика с огромным — в рост человека — транспарантом: «Отечество въ опасности. Пролитая нами кровь требуетъ войны до победы. Товарищи солдаты, немедленно в окопы. Вернуть Ленина Вильгельму». Это — антиленинская манифестация фронтовиков-инвалидов. Она, повторяю, немногочисленна, но выражает достаточно массовые настроения во вполне определённой среде — прежде всего мещанской, непролетарской.

Ленина по приезде приветствовали бурно, даже — триумфально, это так. Однако основная масса даже питерских рабочих тогда находилась под влиянием не Ленина. Пока что за ним шли даже в Питере в лучшем случае десятки тысяч, но — не сотни тысяч…

В тот момент в Петрограде и вообще в России были ещё сильны меньшевики и эсеры, почему и первый состав Петросовета, и первый состав Всероссийского центрального исполнительного комитета, избранного I Всероссийским съездом Советов летом 1917 года, были очень небольшевистскими. Другое дело, что цыплят по осени считают, и к осени практически весь рабочий Питер шёл за большевиками, за Лениным. Да и вся трудовая Россия шла уже преимущественно за ним.

Но весной 1917-го были сильны меньшевики, в том числе потому, что они входили в буржуазные, организованные капиталистами ещё при царизме полугосударственные Военно-промышленные комитеты. Однако всё это Владимира Ильича не обескураживало. Как и Наполеон Бонапарт, Ленин считал, что надо ввязаться в хороший бой, а там — посмотрим…

«Повоюем», — писал он Арманд накануне отъезда.

И бои предстояли несомненные.

Историк Юрий Фелыптинский в 1995 году утверждал:

«Сделав ставку на революцию в России, германское правительство в критические для Временного правительства дни и недели поддержало ленинскую группу, помогло ей проехать через Германию и Швецию… Как и германское правительство, ленинская группа была заинтересована в поражении России».

Здесь — всё не так…

Причём, настолько не так, что одним этим утверждением Фельштинский полностью зачёркивает своё реноме не то что «объективного историка», но историка как такового!

Во-первых, ставку на революцию в России (точнее — на «спецоперацию») сделала Антанта, и это она вдохновляла на «революцию» — замышляемую как верхушечный переворот, российские буржуазные круги.

Во-вторых, проехать через Германию Ленину помогали не только германское правительство, но и правый швейцарский социал-демократ Гримм и левый швейцарский социал-демократ Фридрих Платтен, а через Швецию — шведские социал-демократы. И этот проезд был публично одобрен левыми силами европейской демократии.

В-третьих, Ленин вернулся в Россию не в «критические» для «Временных» дни, а в разгар «медового месяца» Временного правительства с российским обществом. «На ура» шёл военный «Заём свободы»!

Наконец, Ленин в отличие от кайзера Вильгельма был заинтересован в поражении не России, а помещичье-капиталистической власти в России, справедливо считая такое поражение условием перехода власти в России к представителям народа.

В «Прощальном письме к швейцарским рабочим» Ленин писал весной 1917 года: