Хаос и неопределенность, царившие в начале войны в Красной Армии, были следствием не только недостаточной подготовки к вражескому вторжению, но также и памяти о насильственной коллективизации 1929 и 1930 годов, и чисток 1936–1938 годов. Свидетельством тому служат сотни тысяч красноармейцев, позволивших противнику взять себя в плен без сопротивления. Лишь 3 июля 1941 года Сталин прервал молчание и выступил по радио, однако его заявление как по форме, так и по содержанию едва ли способствовало пробуждению у населения уверенности, а у солдат — воли к победе. Сталин представил цели и намерения противника в самых черных тонах и выдвинул пугающее требование «выжженной земли», призванное создать мощное препятствие на пути продвижения врага. Таким образом, огромные опустошения, которые были нанесены России войной и в которых позднее Советы обвинили только лишь одну Германию, в немалой степени объясняются сталинской политикой «выжженной земли». Возникает впечатление, что Сталин с помощью этой политики пытался исправить результаты своих ошибочных расчетов. Из поведения Сталина в начале войны явствует также, что его самоуверенности был нанесен сильный удар. Так, 30 июля 1941 года он указал Гарри Гопкинсу, эмиссару Рузвельта, на тяжелую ситуацию, в которой находился в тот момент Советский Союз, и заявил, что «американские войска под американским командованием являются желанными в каждом секторе русского фронта». Это высказывание Сталина тем более обращает на себя внимание, что в дальнейшем ходе войны он категорически сопротивлялся участию в ней любых войск, не подчинявшихся непосредственно ему, и, как правило, не допускал на советский фронт иностранных наблюдателей. Зарубежным гостям также бросалось в глаза подавленное состояние Сталина, как ни пытался он скрыть его под железной маской. Так, осенью 1941 года Сталин в беседе с британским послом Стаффордом Криппсом дал понять, что при известных обстоятельствах Советское правительство будет вынуждено покинуть Москву, а всю Россию западнее Волги оставить противнику, с тем чтобы заманить врага вглубь страны и заставить его продолжать вести войну вдали от баз, в неблагоприятных условиях. По-видимому, такие мысли посетили Сталина под воздействием примера русского фельдмаршала Кутузова, который в 1812 году сумел победить Наполеона подобными средствами.
Чем дольше продолжалась война, тем больше Сталин удивлял свое окружение, а также многочисленных гостей из-за рубежа своей гигантской трудоспособностью. Ничто не ускользало от его внимания, он занимался всем лично, даже если это были вопросы внешне незначительные. Определенные черты характера Сталина, которые проявлялись у него в последние годы и временами вызывали у окружающих сомнения в полноте его духовных сил, вполне могут быть следствием чрезмерного напряжения, которое он испытывал в годы войны. И все же не подлежит сомнению, что никто другой, кроме Сталина, не смог бы вдохновить русский народ на подвиги, которые тот совершил в ходе войны.
Ввиду успешного продвижения немцев на Москву, к которой они на отдельных участках подошли на расстояние до 14 км, советские правительственные учреждения осенью 1941 года были эвакуированы на Волгу, в Куйбышев (Самару). Однако сам Сталин в течение всего времени оставался в Москве. 7 ноября 1941 года, в день празднования годовщины Октябрьской революции, он с трибуны мавзолея Ленина на Красной площади в Москве принимал обычный парад войск и демонстрацию трудящихся. В произнесенной по этому случаю речи он ссылался на подвиги таких выдающихся личностей русской истории и полководцев, как Александр Невский, Дмитрий Донской, Суворов, Кутузов и другие Однако о современных руководителях армии он мог в тот момент сказать не так уж много, тем более что лишь совсем недавно был вынужден отстранить от занимаемых постов двоих из числа своих лучших и самых давнишних друзей, Ворошилова и Буденного, поскольку они обнаружили свое несоответствие требованиям современной войны. Несмотря на тяжелейшее положение Советского Союза, 7 ноября Сталин не смог отказаться от впечатляющей демонстрации своей воли к победе и убежденности в ней. Тем удивительнее то обстоятельство, что за весь период войны Сталин ни разу не был на фронте. Очевидно, он не придавал большого значения личному контакту со сражающимися войсками.