Ленин в 1917 году

«Общее задание: отрядам моряков иметь наблюдение за улицами и мостами. Не пропускать толп и скопления народа к центру города. Безоружных возвращать обратно словом убеждения. Вооружённых людей, проявляющих враждебные намерения, не подпускать близко, убеждать разойтись и не препятствовать караулам выполнять данные им приказы. В случае невыполнения — обезоружить и арестовать. На вооружённое сопротивление отвечать беспощадным вооружённым отпором. В случае появления демонстраций каких-либо рабочих — убеждать их до последней крайности, как заблуждающихся товарищей, идущих против своих братьев и народной власти…»

(Балтийские моряки в борьбе за власть Советов (ноябрь 1917 — декабрь 1918). Л.: Наука (Ленингр. отделение), 1968, с. 69–70.)

Общее число кронштадтцев, отряженных на обеспечение порядка в тот день, составило более 2500 человек. И эта сила, выведенная на улицы столицы, свидетельствовала не о слабости новой власти, боящейся эксцессов, а о её стремлении демонстрацией силы удержать «заблуждающихся товарищей» от эксцессов. Основным средством убеждения при этом, как видим, предполагалось слово.

И вот как эта инструкция реализовывалась…

ПОСТ от Литейного проспекта до Кирочной занимал отряд в 300 матросов под командой Анатолия Железнякова. Ближе к Таврическому дворцу со стороны Литейного проспекта образовалась значительная толпа, враждебно напирала, шла к дворцу. Находившийся в подведомственном ему районе и наблюдавший всё это Бонч-Бруевич позднее вспоминал:

«В чёрных бушлатах стояли матросы стройными рядами. Толпа вдруг двинулась с какой-то неожиданной решимостью. Момент был критический. Матросы замерли в ожидании. Вдруг от них отделился Железняков и бросился бегом к идущей сумрачной толпе. Шагах в двадцати он остановился… выпрямился во весь свой огромный рост, правой рукой схватив винтовку за конец дула и подняв её на протянутой руке кверху. Откачнувшись, он левой рукой дал знак остановиться, и толпа вздрогнула и остановилась… Зазвенел, переливаясь, его приятный взволнованный голос…»

(Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о Ленине. Изд. 2-е, дополненное. М.: Наука, 1969, с. 160–163.)

Речь Железнякова сняла напряжение, ход к дворцу превратился в митинг, возникали споры. И в районе Бонч-Бруевича в тот день не было произведено ни одного выстрела, хотя вообще без выстрелов тогда не обошлось — не везде во главе постов стояли фигуры уровня Железнякова. Тем не менее никаких кровавых эксцессов не было — даже Виктор Чернов ограничился в своих мемуарах общими проклятиями в адрес Ленина.

И пожалуй, далее надо обратить внимание читателя на некий момент, о котором все, клевещущие на Ленина и большевиков или обвиняющие их по недомыслию, забывают.

Как известно, первое и последнее заседание Учредительного собрания состоялось в Таврическом дворце 5 (18) января 1918 года. Собрание по отношению к большевикам и к Советской власти отнеслось враждебно, отказалось обсуждать предложенную Председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК) Свердловым «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и признать декреты Советской власти. В итоге после совещания большевистской фракции была оглашена написанная тут же Лениным «Декларация фракции РСДРП(б)…» (В. И. Ленин. ПСС, т. 35, с. 227–228), и затем большевики и часть левых эсеров покинули зал заседаний.

«Учредители» же, которым уже нечего было учреждать, продолжали витийствовать, но под утро 6 (19) января 1918 года начальник караула Таврического дворца, балтийский матрос Анатолий Железняков закрыл «Учредилку», произнеся при этом историческую фразу: «Караул устал». В ночь на 7 (20) января 1918 года ВЦИК по докладу Ленина принял уже официальный декрет о роспуске Учредительного собрания.

Вот это «лыко» большевикам в строку и ставят. Ведь на прошедших через 16 дней после установления Советской власти выборах в Учредительное собрание большевики получили примерно 24 % голосов, а большинство — до 50 и более процентов — получили правые и левые эсеры (кадеты — около 5 %, меньшевики — немногим более 2 %). То есть формально большевистское меньшинство распустило антибольшевистское большинство, на что меньшинство пра́ва вроде бы не имело.

Но при этом в Петрограде — где ещё было сильно имперское чиновничество — и в патриархальной Москве большевики получили тем не менее около 50 % голосов, в развитых промышленных районах — более 50 %, а на тех фронтах, где большевиков знали лучше всего, цифры были вообще убедительными: на Северном фронте — 56 %, на Западном фронте — 67 %.