Ленин в 1917 году

До весны 1917 года эмигрант Ленин и нелегалы-большевики имели незначительные — по сравнению с императором Николаем и правящими кругами царской России — возможности влиять в ту или иную сторону на нравственный облик народа. В руках царя, его сановников, помещиков, фабрикантов, купцов были — по сравнению с Лениным и его соратниками — огромнейшие, колоссальные средства для развития народного образования, народной культуры, для поощрения и воспитания светлого, а не тёмного в душе народа…

А что делали царь и «верхи»?

Что воспитывали?

Кого воспитывали?

На что закрывали глаза, играя в солдатики на дворцовых разводах?

А?

Вот то-то и оно!

И об этом в книге о Ленине в 1917 году — спасителе введённой не им в кризис России — и о Ленине — творце новой России — тоже надо сказать.

Глава 3 Об ужасах революции и ужасах, её породивших…

ФРАНЦУЗСКИЙ историк Жюль Мишле (1798–1874), автор 17-томной «Истории Франции» до 1790 года, то есть — до Великой Французской революции, автор также отдельной 7-томной «Истории Французской революции» и 3-томной «Истории XIX века», был современником Маркса и Энгельса.

Однако марксистом Мишле не был…

Жюль Мишле был буржуазным демократом, к коммунистическим идеалам относился враждебно и классовую борьбу отрицал. Реакционеров, правда, тоже не жаловал. Главным действующим лицом французской истории Мишле считал народ, не разделяя его на классы (в смысле — не отделяя наёмных работников от буржуа), а исконными и заведомыми врагами французского народа справедливо видел монархию, дворянство и католицизм.

Энгельс определил политические и общественно-моральные взгляды Мишле как пронизанные мещанским духом, но позднее Мишле отнесли к историкам романтического направления, и резон в том имелся. Пусть и не поднимаясь до ясного понимания классовой природы буржуазного общества, Мишле стоял всё же на стороне не угнетателей, а на стороне униженных и оскорблённых… На стороне если не пролетариев, то и не элитарных бездельников-паразитов.

Одну революцию — Великую революцию 1789 года — Мишле описал. Во время второй — революции 1848 года — он жил и за антиклерикальные взгляды после её поражения был лишён кафедры в Коллеж де Франс и заведования отделом в Национальном архиве. Застал Мишле и Парижскую коммуну 1871 года, хотя уже и 73-летним стариком.

Иными словами, что такое революция, Мишле знал и как учёный-исследователь, и как современник революций. И ему принадлежит мысль, знакомство с которой необходимо каждому, кто возымеет наглость рассуждать об «ужасах» революции и осуждать её за её «жестокость».

Вот эта мысль — я её выделю особо:

«Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, её породившими…»

Это — ответ любой «белой» сволочи, раз и на все времена!

В начале 1918 года в статье «Интеллигенция и революция» Александр Блок написал:

«Почему дырявят древний собор? — Потому что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.

Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? — Потому что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа.

Почему валят столетние парки? — Потому что сто лет под их развесистыми липами и клёнами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему — мошной, а дураку — образованностью.

Всё так.

Я знаю, что говорю. Конём этого не объедешь. Замалчивать этого нет возможности; а все, однако, замалчивают».

(Блок А. Собрание сочинений в 6 томах. Л.: Худож. лит., 1980–1983, т. 4, с. 235.)

Блок знал ситуацию не понаслышке — сам был из помещиков. Садистов типа знаменитой Салтычихи, замучившей более 100 своих крепостных и даже в екатерининской помещичьей России приговорённой к смертной казни (!), в роду у Блока не было, но — какая разница?! Блок недаром написал: «…не у того барина, так у соседа». И прибавлял: «Мы — звенья одной цепи. Или на нас не лежат грехи отцов?»

Сегодня актёр и режиссер Никита Михалков, формально имеющий аристократические корни, но в смысле нравственном являющийся до удивления быдлом, заявляет, что отношения помещиков и крепостных были-де отношениями «отца и сыновей»… Что негативное отношение к понятию «барин» — это, мол, «удел раба», и т. д. и т. п.

Как жаль, что подобную «недорезанную» сволочь нельзя перебросить машиной времени из XXI века в XVIII этак век — на положение «сынка» в полную власть типичного крепостного «папаши»…

А ещё лучше — «мамаши» Салтычихи!

За подобные пассажи Михалков — новоявленный «мещанин во дворянстве», получил бы от дворянина Блока разве что оплеуху, ибо поэт Блок смотрел на революцию честным взглядом человека из имущих классов, понимая, что в основе ужасов революции лежат те ужасы, которые её породили…

Вот мы и окинем — хотя бы беглым взглядом — жизнь царской России, начав с тех лет, которые непосредственно предшествовали рождению Володи Ульянова, а также — тех лет, когда начиналось его формирование.