Берия быстро заговорил:
— Выполняем ваши указания, товарищ Сталин. Чекистские кадры засорены. В нескольких областях мы опоздали на два-три года. Приходится наверстывать…
Кобу стал раздражать мегрельский акцент Берии. Хвастается, что закончил два института, а нормально по-русски говорить не умеет.
— Много говоришь, Лаврентий. Очень много. Знаешь, когда тебя будут расстреливать, тебе заткнут рот…
Коба забыл нужное слово… клямкой… кляпкой…
Берия вздрогнул и вытянулся на стуле.
Коба рассмеялся:
— Шучу, Лаврентий. Шучу…
— Дадашева, на выход!
Лязг отпираемых дверей.
— Румянцева, на выход! Рубинштейн, на выход!
Легкие шаги и стук кованых сапожищ.
На выход! На выход!
По всей тюрьме лязг дверей и стук сапог.
Теперь уже не страшно. Она где-то очень далеко. Смотрит сверху, как вспыхивают и гаснут огоньки.
Последняя дверь. Стол с зеленым сукном. За столом трое военных и ворохи бумаг. В центре — высокий с бритым блестящим черепом, справа и слева от него люди с неподвижными лицами. Вета поворачивает голову и видит еще одного. Это Поликарпов, комендант. Он стоит в глубине у самой стены.
Военный с блестящим черепом читает бумагу.
— Следствием полностью установлено…
Вета смотрит на людей за столом и видит над ними ореол смерти. Они все умрут, очень скоро. Их всех убьют, и прах их разлетится по холодным полям…
— Вина полностью доказана…
Поликарпов их всех переживет… Умрет жалким беззубым стариком на койке в доме для престарелых…
— Приговорена комиссией НКВД к ВМН…
— Что значит ВМН? Высшая мера…
— Приговор окончательный…
— И это все?
— Обжалованию не подлежит…
— И это все?
— Подойдите и распишитесь.
— Какое сегодня число?
— 28 июня…
… Белая ночь…
Дадашева, вперед! К стенке! Станьте на колени!
— Господи, прости и помилуй!
— Я сказал на колени! Ниже голову!
Опилки пахнут кровью и мочой.
— Господи, спаси и защити Тату!
— Гос…
…Солнечным апрельским утром 1946 года Витя Голанд ступил на швейцарскую землю. Он сошел по трапу двухмоторного пассажирского Дугласа на аэродроме Клотен-Цюрих и остановился в изумлении. Вокруг возвышались зеленые горы с белоснежными вершинами. Лицо овевал теплый ветер. За Голандом ровным строем выстроилась вся советская делегация: киношники из Москвы, Ленинграда и Грузии. Оторопело смотрели по сторонам. Кутались в куцые советские плащи.
— Ну что, ребята, кажется, добрались!
Подъехал автобус. Выскочили загорелые швейцарские кинематографисты в пестрых куртках.
— Добро пожаловать в Цюрих!
Дальше все замелькало, как в калейдоскопе. Пятизвездочный отель «Сенатор». Легкий ленч с вином в гостиничном ресторане. Рядом с Голандом сел Шалва Кетовани из Тбилиси. Спросил у Голанда:
— Можно я скажу тост?
— Валяй, — сказал Голанд, — только недолго.
Кетовани уложился в полчаса. Швейцарцы мало что поняли, но дружно захлопали.
Делегации устроили экскурсию по городу — провезли на пароходике по озеру, показали Гроссмюнстер и собор Святого Петра. Вечером они снимали весенний праздник
Советские люди с удивлением разглядывали непонятный им мир, где не было войн и революций, где жили спокойной и неторопливой жизнью сытые и очень довольные собой люди.
На следующее утро Голанд встал рано. Быстро побрился, спустился на лифте в холл. Подошел к дежурному, показал ему карточку. В детстве Голанд учил немецкий, но разговорную речь понимал плохо. Дежурный взял со стойки карту, поставил точки. Здесь сядете на трамвай, поедете сюда, выйдете на пятой остановке. Голанд вскочил в голубой вагончик, протянул купюру седоусому кондуктору. Прижался лицом к стеклу, считал остановки.
Во внутреннем кармане пиджака Голанда лежал конверт с десятирублевой купюрой. Он отчетливо помнил тот вечер в блокадном Ленинграде, когда, собираясь отправить в буржуйку очередную порцию бумаг Лилиенталя, он случайно открыл одну из папок. Увидел голубой конверт, из него выглядывала розовая купюра и скрепленная с ней карточка с надписью по-немецки. Первой мыслью было: скорее сжечь! Но что-то помешало. Не сжег. Положил в дальний угол стола. А потом, несколько дней спустя, что-то в голове у него стукнуло. Нашел купюру, долго крутил в руках карточку. Банк Лей. Город Цюрих, Швейцария. И вспомнились ему рассказы покойного отца, владельца мехового магазина. «Заведутся деньги — беги в Цюрих. Там можно открыть счет по ассигнации…» Голанд даже вспомнил, как называется такой счет: «на предъявителя»…