Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Новый призыв Брежнева – объединить все силы, чтобы добиться повсеместного прорыва в освоении целины, сенокошении, строительстве и животноводстве, – был, однако, вызван не только письмом из Москвы, но также и засухой в 1955 г.: «За все лето, начиная с мая, на землю не упало ни капли дождя»931. «Малодушные», как говорится в «мемуарах» Брежнева, называли этот год «годом отчаяния», ведь официально о засухе не говорилось, несмотря на новые времена при Хрущеве, указывалось лишь на тяжелые климатические условия. Мы не знаем, только ли приспосабливался Брежнев к языковым «установкам» Москвы или сам чувствовал нечто подобное. Кажется, будто он был серьезно возмущен теми, кто показал себя разуверившимся и хотел сдаться. В отличие от сталинских времен, в его речах можно обнаружить критику официальной политики. На совещании в конце мая 1955 г. Брежнев добивался обязательств от всех своих соратников и не делал исключения также для своих министров: «А вот вы, тт. Мельник [министр сельского хозяйства] и Власенко [министр совхозов], видно, не все поняли. У вас грехов очень много. Почему бы не прийти в ЦК и не попросить о помощи?»932 Резкость слов Брежнева свидетельствует о том, что он находился под сильным напряжением. Возможно, он не испытывал уверенности в том, не станет ли недовольство Москвы в связи с надвигавшейся засухой концом его карьеры. Принцип, согласно которому человек был ответствен за обстоятельства, имел силу и во времена величайшей суши. Но дождя не дождались и в июне, положение продолжало ухудшаться933. Ощущая нарастание напряженности, Брежнев жесткими словами предостерег на августовском пленуме от паники: «У нас был год, тяжелый в климатическом отношении, и мы не получили урожая, которого ожидали… Это огорчает всех, но приходить в уныние и тем паче хныкать о возникших трудностях – это уже другое дело. У нас, к сожалению, развелось немало товарищей, которые вместо того чтобы произвести определенные действия, хныкают: “Урожая нет, ничего нет”. Только и заняты тем, что хныкают и плачут. А некоторые невыдержанные элементы смешивают климатические неудачи с идеей освоения целинных и залежных земель. Я считаю, что это не только не наши попутчики, a наши враги. И беда состоит, на мой взгляд, в том, что многие товарищи этого недооценивают, думают, а почему бы не поговорить o недороде или засухе. Сами дуют в ту же дудку, не замечая, какой вред делу наносится этим»934.

Брежнев воспользовался словом «враг», которого избегал во времена Сталина. За свое положение ему больше не приходилось опасаться – именно этот пленум ЦК только что избрал его первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, в то время как Пономаренко отправили послом в Варшаву935. А боялся он, очевидно, того, что горячие ветры разрушат не только сухие почвы, но и слабые ростки результатов его партийной работы – его стремление добиться общего доверия. 16 директоров совхозов из-за неурожая просили об отставке. Брежнев сравнил их с дезертирами: «Это самострел на фронте, который видит, что бой будет жаркий, горячий, он высовывает палец из окопа, пусть подстрелят, сейчас в медсанбат уйду, все-таки там мирный фронт, живой останусь»936. Тем не менее Брежнев разъяснял, что видел ответственность, которая лежит на партийной организации, а значит, и на нем: «Мы не знали людей, не знали, с кем мы работали, не залезли, не заглядывали в их души»937. С одной стороны, он предостерегал, что такого рода паника может принести большие несчастья, так как под руководством 16 директоров совхозов работали 15 тыс. человек. С другой – разъяснял, следуя линии критики и самокритики, что каждый однажды может ошибиться. Бывает, что кто-нибудь впадает в панику, а потом разберется, пожалеет о произошедшем и будет критиковать сам себя938. Как всегда, Брежнев предложил в качестве решения созыв собраний, чтобы на них обсудить события. Он чистосердечно признался делегатам: «Я не считаю, что я не ошибаюсь, но, если ошибаюсь, иду в организацию и говорю, что я совершил ошибку. Если бы мы не совершали ошибок, мы были бы ангелами»939.