Следовательно, «коллективное руководство» не имело ничего общего с западными представлениями о демократии, а покоилось на мифе о партии-авангарде, сплоченной по отношению к внешнему мира. Какими средствами обеспечивать поддержку сплоченного руководства партии, генеральные секретари решали по-разному. Говоря словами Уортмана, каждый руководитель партии всякий раз избирал иной «сценарий власти», чтобы представить себя законным наследником Ленина и отличаться от своих предшественников. Сталин заявлял о себе как преследователь вездесущих врагов и, вселяя страх и ужас, сделал партию послушной. Хрущев окружил себя аурой реформатора и тем самым долгое время убеждал партийные органы, что он был приверженцем новых начал руководства. А Брежнев в качестве своего «сценария власти» избрал «доверие и попечительство»: партия должна была пойти за ним, веря, что он не угрожает, как Сталин, их жизни, и как Хрущев, их карьере1285
. Он публично заявил об этом на XXIII съезде КПСС в марте 1966 г., провозгласив «доверие к кадрам» и «стабильность кадров» новыми принципами своей политики1286. Под громкие аплодисменты Брежнев пообещал, что впредь больше не будет ротации должностей или ограничения сроков пребывания в должности. Партийным кадрам не стоит больше бояться внезапных реформ и перемещений1287. Брежнев мотивировал эти изменения дальнейшим развитием «социалистической демократии», легитимировал также переименование Президиума ЦК в Политбюро, а должности Первого секретаря в Генерального секретаря, объяснив это возвращением к ленинским традициям1288. Он представлял себя на съезде «подлинным Хрущевым», тем, кто всерьез воспринимает призыв к «демократии» и «социалистическому правовому государству» и поможет каждому добиться своих прав: «Полная демократия, свобода мнений при обсуждении любых вопросов и железная дисциплина после того, как решение принято волей большинства, – таков непреложный закон партии»1289.Но с какой целью мы говорим о «сценарии власти»? Во-первых, оказывается, что Брежневу, как и его предшественникам, надо было легитимировать свое руководство. Во-вторых, этот сценарий обращает наше внимание на многочисленные малые ритуалы и практики, на которые опиралась власть Брежнева. Он тоже представил свой «театр власти», канонизированный в своих «картинах», текстах и распределении ролей и не подлежавший критическому рассмотрению. В этом «театре» за членами Политбюро и ЦК закреплялись постоянные роли, благодаря которым те становились актерами инсценировки, сами достигали власти и одновременно укрепляли власть Брежнева. В-третьих, концепция «сценария власти» раскрывает аспекты, которые до сих пор большей частью упускались из виду: Брежнев не был слабым лидером, что нередко вменялось ему1290
, он был более чем только «посредником» между конкурировавшими группами, как в течение длительного времени утверждали политологи1291. Он режиссировал эту инсценировку, и заслуга Генерального секретаря состояла в том, что члены Политбюро в своем «сценарии власти» следовали его сценарию и играли роли, отведенные им самим Брежневым.Польский социолог Барбара Мишталь сформулировала тезис, согласно которому доверие большей частью покоится на привычке1292
. Она разъясняет, что доверие и привычки по своей структуре почти идентичны, так как делают мир простым, вносят стабильность в повседневность и проводят границы между «известным» и «неизвестным», «мы» и «они»1293. Следовательно, доверие должно основываться не на обдумывании риска, а может быть сформировано с помощью частого повторения ритуальных действий. Доверие имеет сильное перформативное измерение как раз потому, что оно проявляется в постоянно повторяющихся действиях. Возникает впечатление, что это понимал и Брежнев, создавая свои ритуалы руководства.