Он определенно нуждался в этих демонстративных выступлениях, особенно в первые годы пребывания у руководства партии, ибо после 1970 г. другие редакционные комиссии не назначались, хотя и не было каких-либо указаний на то, почему это происходило. Однако Брежнев не изменил практику, когда все решения обсуждались коллективно. Даже решение вопроса о своем отпуске он предоставил на одобрение Политбюро, то есть подобным символическим жестом он подчинялся воле своих товарищей. Например, 22 июня 1979 г. Брежнев заявил на Политбюро, что с 25 июня хочет уехать в отпуск, в Крым, и если товарищи ничего не имеют против, то он уехал бы уже завтра. Ответ был единодушным: «Правильно, Леонид Ильич, Вам надо отдохнуть, самое время пойти в отпуск»1306
. Здесь важным было не само голосование или возможность дискуссии о необходимости его летнего отдыха или отсутствии таковой. Решающее значение имел ритуал, посредством которого Брежнев подчинился воле коллектива. Согласно Уортману, члены ЦК становились, таким образом, частью власти, которая поднимала их над массами. Брежнев не уставал подчеркивать, что вместе они команда и он ценит каждого. Например, Брежнев завершил февральский пленум 1981 г. словами благодарности за достижения последних пяти лет: «Мне кажется, что мы поработали неплохо, по-товарищески, как коллектив, ориентированный на дело. Позвольте мне сердечно поблагодарить всех членов и всех кандидатов в члены ЦК и ревизионной комиссии за хорошую совместную работу, за вклад, который каждый из вас, товарищи, внес в эти годы в наше общее партийное дело»1307.Наряду с «перезапуском» редакционных комиссий, Брежнев дал старт практике коллективного написания речей, которая сохранялась до конца его жизни. В то время как Сталин сам писал свои речи, Хрущев прибегал к услугам профессиональных спичрайтеров, при этом определяя темы и вставляя в текст свои шутки, но, в конце концов, большей частью все-таки импровизировал1308
, Брежнев превратил написание речей в коллективный ритуал. Каждая речь, которую он произносил, вначале обсуждалась сотрудниками аппарата ЦК, затем подвергалась критике со стороны членов Политбюро и членов ЦК1309. Соратник Хрущева Ф. М. Бурлацкий ругался: «Как раз при нем [Брежневе] расцвела пышным цветом практика многотрудных согласований, требовавшая десятков подписей на документах, что стопорило или искажало в итоге весь смысл принимаемых решений»1310. Сотрудник Брежнева Александров-Агентов описывал этот процесс коллективного писания как мучительный опыт: «Однажды мне пришлось присутствовать на заседании, где коллективно, в составе примерно 15 человек (члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК, один-два заведующих отделами ЦК), создавался текст письма, задачей которого было оказать “образумливающее” воздействие на руководство КПЧ. Это было ужасное зрелище! Текст писался несколько часов подряд, причем каждый стремился внести свою лепту, нередко противоречившую другим»1311. Но то, что Бурлацкий и другие клеймили как присущие Брежневу недостаток идей и безынициативность1312, было хорошо продуманной чертой его сценария власти. Цель состояла в том, чтобы вовлечь возможно больше лиц в формулирование политической повестки дня и таким способом имплицитно дать понять: смотрите, я никому не навязываю свое мнение или директивы, мы все делаем совместно.