Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Со времен Сталина ход пленумов ЦК определялся одним и тем же ритуалом, дававшим представление о свободе слова и мнений, но в конечном счете предписывал всем участникам определенную роль или же устанавливал рамки, вне которых открытое противоречие или голоса «против» были запрещены. Брежнев пустил в ход свое обаяние. Ритуалы заседаний, обычные при Сталине и заставлявшие членов партии дрожать, а при Хрущеве ставшие невыносимыми из-за издевательских тирад, он наполнил дружелюбием, радостью и искренним уважением к своим товарищам. Всему ходу заседаний он придал те серьезность и достоинство, которых членам ЦК так не хватало при Хрущеве. В начале каждого пленума Брежнев зачитывал число присутствовавших, а также тех, кто отсутствовал по болезни или находился в командировке, после чего спрашивал, можно ли, тем не менее, открыть пленум. Согласие подтверждалось аплодисментами. Затем Брежнев зачитывал регламент заседания, объявлял, сколько времени предусмотрено для основного доклада, сколько для выступлений, когда и насколько объявлять перерыв. Члены ЦК должны были подтвердить репликами с мест свое согласие и этими процедурными моментами1294. Ход заседания следовал всегда по одному и тому же сценарию. Речи зачитывались одна за другой, новое же заключалось в том, что, хотя Брежнев часто председательствовал, но лишь в редких случаях претендовал на первое слово. Вместо этого он оставлял для себя заключительное слово, а затем постоянно спрашивал, есть ли еще вопросы или комментарии. На это присутствующие всегда давали отрицательный ответ. Такой порядок сохранялся и в том случае, если принималось решение по «организационным вопросам», т. е. о смещениях и новых назначениях. Формально каждый имел возможность выдвинуть другое предложение или проголосовать «против». Действительно, партийная дисциплина требовала, чтобы никто не желал дискуссии, не называл других кандидатов или не голосовал против, и этого никто и не делал1295. Тем не менее, по свидетельству Шелепина, Брежнев временами недвусмысленно требовал, чтобы члены Политбюро не выступали с содокладами, их мнение, в конце концов, входило в основной доклад, согласованный Политбюро1296. При подготовке в 1966 г. к XXIII съезду КПСС была достигнута договоренность, что никто, кроме руководящей тройки Президиума ЦК, выступать не будет, чтобы продемонстрировать сплоченность и не делать достоянием всех возможные разногласия в руководстве. Эта практика характерна и для следующих съездов партии1297. Можно сказать вместе с Уортманом, что все участвовали в «театре власти», так как чувствовали себя обязанными мифу о сильной партии, говорившей одним голосом, или уступили давлению Брежнева, который хотел сохранить этот миф.

При Хрущеве они подчинялись, боясь сами стать жертвой его язвительной критики. Брежнев, казалось, убеждал своим дружелюбием и любезностью. С первого дня Брежнев дал понять, что в отношении своих товарищей будет вести себя исключительно уважительно. На своем первом пленуме в ноябре 1964 г. он продемонстрировал, что с освобожденными от должности будет поступать так же уважительно, как и с вновь назначенными. Бывшего второго секретаря ЦК Ф. Р. Козлова, после инсульта все еще остававшегося членом Президиума, Брежнев уволил из высшего партийного органа не парой крепких выражений, чего можно было ожидать при Хрущеве, но с наилучшими пожеланиями выздоровления и словами, что, мол, отпуск для излечения «это – по-человечески»1298. Шелеста, которого Брежнев предлагал Президиуму в качестве полноправного члена, он представил способом, который впоследствии стал брендом партийного лидера: речь идет о человеке, которого мы знаем в качестве заслуженного и превосходного партийного руководителя, поэтому нет необходимости представлять его1299. Этот первый пленум ЦК при Брежневе принес всем членам ЦК успокоение: даже затруднительные вопросы, вроде смещения кадров с большим стажем, он решал с достоинством. Теперь после пленумов, которые вел Брежнев, не было необходимости, как при Хрущеве, править стенограммы. Так как Брежнев на всем протяжении своей карьеры говорил подобающим тоном и надлежащим образом, протоколы лишь в малой степени отклонялись от оригинальной стенограммы. Имелись и другие тонкие, но значительные отличия, часто выражавшиеся только в выборе слов. В то время как Хрущев с начала 1960-х гг. говорил только от своего собственного имени («Я думаю…», «Я предлагаю…», «Я назначаю…»)1300, Брежнев снова выступал от имени всего Президиума или Политбюро и следовал этому принципу до своей смерти в 1982 г. Постоянную ссылку на «обмен мнениями» среди товарищей, считавшуюся гарантией коллективного руководства или, по крайней мере, проявлением уважения к остальным, от которой Хрущев довольно быстро отказался1301, Брежнев сделал «точкой опоры» всех своих речей1302.

Совместное редактирование