Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Чазов полагает, что укрепление его позиций власти в результате включения в Политбюро Черненко и Тихонова в 1978 и 1979 г. соответственно позволило Брежневу чувствовать себя настолько уверенно, что он больше не видел необходимости в самодисциплине и самоограничении. Правда, он взвешивался и по утрам регулярно плавал, но не считал нужным ограничивать прием успокоительных средств2747. Внук же Брежнева считает виновными врачей, оказавшихся неспособными отговорить генсека от употребления снотворных средств, которые к тому же ему больше не помогали2748. Косарев подтверждает это, говоря, что без таблеток Брежнев больше не мог жить, хотя им удалось существенно сократить дозу2749.

Болезнь и ее отрицание

Проблема заключалась в том, что по меньшей мере после лишения власти Подгорного и Косыгина, в Политбюро больше никого не интересовали пагубные пристрастия Брежнева, хотя Чазов в последние годы 6 или 7 раз информировал членов Политбюро о состоянии здоровья генсека2750. Подобно тому как товарищи в Политбюро игнорировали ерничество и насмешки народа по поводу многочисленных орденов, они не хотели видеть и серьезные проблемы со здоровьем своего шефа. Это объясняется множеством факторов: во-первых, сценарий власти не предусматривал, что они могут применить какие-либо санкции в отношении Генерального секретаря, пусть даже только отказав ему в таблетках. «Сценарий» отводил Брежневу роль заботящегося патрона, а всем остальным роли объектов его заботы; каждое отклонение изменяло расстановку сил во властной структуре. Когда Брежнев спрашивал их, что они предпринимают от бессонницы, и просил снабдить его таблетками, чтобы обойти врачей, ему не отказывали в этих просьбах2751. 29 ноября 1979 г., в разгар кризиса в Афганистане, Брежнев отметил в своей записной книжке: «Получил от Черненко», в день смерти Суслова, 25 января 1982 г.: «Получил от Ю[рия] В[ладимировича Андропова] – желтенькие»2752. Ни разу не было сказано, что члены Политбюро, помогали наркозависимому «добывать» зелье. Разговоры о бессоннице казались безобидными, иногда собеседники не понимали тяжести этого страдания. Когда Брежнев как-то раз пожаловался Черненко, мол, не может спать, тот отвечал только «Все хорошо, все хорошо», пока Брежнев не вышел из себя и закричал на собеседника, что же тут хорошего? Черненко ответил на это с невольным комизмом: «А-а, это нехорошо»2753. Черненко и Тихонов регулярно пополняли запасы генсека, хотя Андропов неоднократно предостерегал их от этого, потому что сам подсовывал Брежневу плацебо2754. Именно факт того, что Андропов снабжал его плацебо, хотя должен был просто отказать Брежневу, демонстрирует, насколько все стремились сохранить пусть даже видимость прежних отношений. Никто не хотел первым расторгнуть договор коллективного властвования. Приходится оставить без ответа и вопрос о том, насколько откровенно врачи Брежнева говорили с ним об этих проблемах, если прочитать его запись от 14 января 1978 г.: «Был в Институте / проверил сосуды головы / Сказали, что все хорошо / Вам можно позавидовать и поздравить Вы сильный и здоров»2755.

В Политбюро такая тема, как наркотическая зависимость, тем более если она касалась Генерального секретаря, представляла собой табу, нечто такое, чему не дозволялось быть и, следовательно, что и не могло существовать. Конечно, многие пытались умалить значимость темы или не заниматься ею. Наркозависимыми были люди на нижних ступенях социальной лестницы, но уж никак не самый могущественнейший человек в государстве. Наконец, все члены Политбюро, кроме Горбачева, принадлежали к одному поколению с Брежневым, и среди них практически отсутствовали те, кто не был бы болен, слаб или дряхл. Так как Брежнев, наряду с наркотической зависимостью, страдал некоторыми другими недугами и часто простужался, можно было просто делать вид, что у него периодически бывают совершенно «нормальные» болезни или что он ложится на операцию в больницу, о чем информировали заграницу МИД и сам генсек2756.