Леопард за стеклом

– Стаматина, пожалуйста, дай мне те яйца, от которых я отказалась утром! – вдруг закричала Мирто, и все засмеялись.

С этих ужасных событий прошло пять дней, а Никос уехал навсегда. Я пошла к кире Ангелике купить игрушечные «цельнозолотые» часики, чтобы подарить их Артеми, если мы и вправду выберемся в Ламагари. Интересно, знала ли кира Ангелика про «подвиг» Мирто? Увидев меня, она заулыбалась и поманила пальцем:

– Иди-ка сюда.

Она встала со стула и сняла со среднего крючка клетку с канарейкой – ярко-желтой, с несколькими черными пятнышками на голове.

– Она твоя, – протянула мне клетку кира Ангелика. – Твоя и Мирто.

Я растерялась и не смела взять ее в руки.

– Ну бери же! – настаивала она. Затем понизила голос почти до шепота: – Это вам Никос оставил подарок.

Я иду по узким, вымощенным плитами переулкам, а в руке у меня – большая зеленая клетка, в которой прыгает желтая канарейка.

– Не бойся, не бойся, – утешаю я ее. – Скоро ты познакомишься со всей нашей семьей и будешь с нами ОЧСЧА, ОЧСЧА. Я придумаю тебе красивое, очень красивое имя. Мы будем говорить с тобой про Никоса, ты же его знаешь, и про леопарда. Смотри, как трудно не наступать на линии, когда держишь клетку. Но я не наступлю. Загадай и ты желание: пусть Никос благополучно доберется до Испании верхом на леопарде.

Стаматина, увидев меня с клеткой в руках, позвала Мирто и велела ждать ее на застекленной террасе, пока она принесет крючок, чтобы повесить клетку. Можно подумать, она знала, что я вернусь домой с канарейкой!

– Ну вот, теперь у нас вместо леопарда канарейка, – грустно сказала Мирто.

– Может, и она будет приносить нам весточки от Никоса?

Однако на этот раз письмо принесла Стаматина. Покопалась у себя в кармане и вытащила конверт.

– Прочитайте и верните мне, я его сожгу.

От Никоса!

«Дорогие мои кузины, – писал он. – Я сел верхом на леопарда и направляюсь в Испанию. Помните, я рассказывал вам, что там сейчас война? Я иду воевать вместе с теми, кто поет песню. Однажды я вернусь, мы снова поедем в нашу Ламагари, лучшее место на земле, и я буду рассказывать вам об удивительных и необычайных приключениях, в которые попадем мы с леопардом. Мы будем сражаться за демократию. Мы победим и привезем ее на наш остров. Тогда никто не сможет испортить наши игры. Тогда и Нолис пойдет в школу и станет музыкантом. Никогда не забывайте ваших друзей из Ламагари. Прощайте, мои дорогие девочки!»

– Может, назовем канарейку Испанией?

– Чушь какая! – фыркнула Мирто. – Совершенно не птичье имя.

В воскресенье и вправду была прекрасная погода! Море шелковое, гладкое. Можно подумать, лето настало. Я так радовалась, что Алексис увидит Ламагари. Подумать только: жить в городе, быть так рядом – и ни разу не выбраться в лучшее место в мире!

Но Алексис вообще никогда не ездил за город летом. Его отец приезжал из Афин, и они всё время сидели дома. С этого года, сказал дедушка, мы будем брать его с собой в Ламагари. А его мама в это время сможет навещать папу на том дальнем острове.

– Но разве это не слишком большая ответственность – чужой мальчик в доме? – испугалась тетя Деспина, услышав, что дедушка пригласил Алексиса.

– Деспина, прекрати молоть чепуху! – прикрикнул на нее дедушка – в третий раз с тех пор, как объявили диктатуру.

Мы словно летели к Ламагари на катере. Еще причалить не успели, а уже подняли крик:

– Но-о-о-о-оли-и-ис! Артеми-и-и-и! Одиссе-е-е-е-а-а-ас! Авги-и-и-и!

Наши друзья сбегались на мол один за другим – кто из сосен, кто из-за камней, кто с пляжа.

– А этот тихоня кто? – фыркнула Артеми, увидев Алексиса, скромно стоящего в стороне.

– Мой лучший друг в городе, – отвечаю.

– Вы всё еще держите постояльцев? – спросил дедушка у Нолиса.

– Их забрали, – огорченно отозвался тот. – И увезли на другой остров.

– А почему ты перестал приходить заниматься? – в шутку побранил его дедушка. – Уже сколько дней стоит отличная погода, а тебя нет как нет…

– Я нашел работу в дальней деревне. У военных… Мою лошадей.

Дедушка потрепал его по голове и пошел искать кир Андониса.

Нолис все тянул меня в сторону – ему не терпелось узнать про Никоса.

– Уехал, – прошептала я. – Мы вам потом расскажем. Чтобы все сразу услышали.

Мы носились по всей Ламагари. И какая же она странная зимой! Башни и амбары стоят закрытыми, а лачуги выглядят еще беднее. И только прибрежная галька, отмытая и оттертая морем и дождями добела, по-прежнему сияет под солнечными лучами. В одном углу пляжа сиротливо притулился позабытый всеми «Арион», бочка Пипицы. С выбитым днищем, покореженными ржавыми обручами, бедный «Арион» заставил нас вспомнить о Больших неприятностях.

– «Чтоб мне поцеловать мою мамочку и папочку в гробу, вольно или невольно». «Пусть меня разрежут на кусочки и побросают в торбу», – передразнила ее Артеми, и мы покатились со смеху.

Мы пошли к нашим камням, и я сказала Нолису:

– Теперь ты садись на трон. Ты самый старший.