Лепестки Белладонны

– Кое-что Ким сказать забыла, – сквозь зубы процедила Мира. Ханс выжидающе смотрел, и улыбка не сходила с его лица. – Я ненавижу незваных гостей. Какого хрена ты тут забыл, Выскочка?

– Ух, грубо. – Он встал напротив; ее вновь окутал аромат хвои и сигарет. – А вчера ты была незваной гостьей, – напомнил Ханс.

– Того требовали обстоятельства. Уходи. Не хватало еще, чтобы ты заболел. – Эльмира отвернулась, всем видом показывая, что ему стоит уйти. Она пока не думала, что делать дальше, но изначально план был такой: сначала Джек, потом Ханс.

– Вчера мы обменялись слюной, поздно думать о таких вещах, – усмехнулся Биттнер. Он сел на край одеяла, и кровать прогнулась под его весом. – Почему ты убежала, Цветочек? – В этом весь Ханс. Задает прямые вопросы, не боится последствий.

– Отвали от меня. – Мира продолжила изучать стену.

– Жалеешь о нашем поцелуе?

– Да, – буркнула, облизав губы.

Ханс щипнул ее ногу через одеяло:

– Скажи правду, глядя мне в глаза.

– Отвали.

– Скажи. Тебе не понравилось?

Мира шумно выдохнула и повернулась. Рот наполнился горечью.

– Да, жалею, – выплюнула, словно яд. – Нет, не понравилось.

Она смерила его уничтожающим взглядом. Ханс вздрогнул, будто от удара, и смотрел так растерянно, что Эльмире стало совестно.

– Я просил сказать правду, – без прежнего веселья ответил он.

Мира демонстративно накрыла голову одеялом, надеясь, что Ханс уйдет.

Ее разбудил стук в дверь. Выскочка решил вспомнить о вежливости? Когда он отстанет?! Прежняя Мира тихим голосом спросила: «Может, открыть свое сердце? Тебе хорошо, когда он рядом», но Мира – та, что сейчас, та, что не собиралась вновь обжигаться, отмахнулась.

– Уходи!

– Мира, это Джек.

Она отбросила одеяло. В голове зашумело из-за температуры.

Откашлявшись, переспросила:

– Джек?

Он приоткрыл дверь и шагнул в номер. Эльмира приподнялась на кровати, подложила под спину подушку и пригладила волосы, будто это могло улучшить ее болезненный внешний вид. «Расстроен… – отметила, наблюдая за напряженной позой Льюиса. Казалось, одно неосторожное движение – и пиджак на его плечах разойдется по швам. – Наверное, злится, что съемки пришлось отложить. Но я не специально заболела!» И все-таки, как бы он ни выглядел, он пришел ее проведать. Сердце радостно отбивало чечетку.

– Тебе лучше? – спросил Джек.

– Да! – «Когда ты пришел, стало лучше», – добавила мысленно.

– Хорошо, – кивнул Льюис. Он полез в карман пиджака и достал сложенный вдвое лист бумаги. – Потому что я пришел поговорить.

Мира нахмурилась, а когда Джек подошел к письменному столу и полез в ящик, нахмурилась сильнее. «Что происходит?» Джек повернулся: в руках он держал ее дневник. Контрольный выстрел – Джек развернул лист, который достал из кармана, и зачитал переведенный текст. Ее текст.

– «Мне нечего тебе сказать, Джек Льюис. Слова застряли в горле. Острые иголки елки, на которую навешали ненужных шариков и одну звезду. Все это внутри, там, на стенах горла, что першит. Я откашливаюсь, но ничего не выходит – цвет твоих глаз как раскаленное клеймо в моей грудной клетке. Я сошла с ума, я помешалась на тебе…»

– Пожалуйста, хватит. – Слова этой слабой, брошенной девочки-подростка не определяли ее. Она изменилась.

Джек посмотрел на Миру поверх страницы, и его взгляд мог заморозить океаны. Льюис бросил дневник на стол и ответил сквозь зубы:

– Может, тебе хватит? С какой целью я на самом деле приехал в Дрезден? Чего ты от меня хочешь?

Она закрыла глаза, прогоняя слезы. Открыла, и слезы застыли, размывая Джека. И будущее. И блистательный план. Мира могла отрицать написанное, но знала, как и Джек, что это ее почерк, ее слова, ее боль.

Сдавленно и тихо она предприняла попытку обороны:

– Ты не имел права копаться в моих вещах.

– А ты не имела права обманом заставлять меня приехать! Я сегодня же уеду. Эгоистичная, избалованная девчонка!

– О, уедешь? И выплатишь неустойку за нарушение контракта?

Мгновение они боролись взглядами, Джек отвел свой первым. Мира осмелилась ему угрожать? О, черт возьми, еще как!

Джек шумно вдохнул, словно забирая из комнаты весь воздух, и громко, обвинительно крикнул:

– Ты все просчитала!

– А ты выбрал стабильность. – Мира скорчила гримасу отвращения и произнесла последнее слово как страшное ругательство. Сипло добавила: – Выбрал обезопасить свое сердце. Какой ты!..

Он резким выпадом оказался рядом.

– Ну, какой? Трус? Меня по-разному называли, но трусом я не был никогда. Я выбрал семью. – Джек сохранял в голосе спокойствие, но вена на его шее угрожающе вздулась, а костяшки на сжатых кулаках побелели. Интересно, что происходит у него внутри? Наверняка буря, ураган. Прежде чем покинуть комнату, Джек бросил: – Когда ты подрастешь, глупая девочка, ты поймешь, о чем я говорю.