Лепестки Белладонны

– Ты знал? – сквозь зубы процедила Мира, поймав взгляд Франка.

Менеджер улыбнулся (и стал похож на Чеширского Кота: улыбка хитрая и пугающая).

– Тайм-менеджмент, Мирочка. Арендовали студию для двух музыкантов сразу. Не волнуйся, вам не придется позировать вместе.

– Лучшая новость за сегодня, – саркастично заметила певица.

Она села на диван недалеко от съемочной площадки. Замечательно! Вместо того чтобы проводить время с Джеком, она будет смотреть на фотосессию Выскочки.

– Красавчик, да? – Ким протянула Мире стакан с кофе и села рядом. Мечтательно облизнувшись, ассистентка наблюдала за Хансом: тот, следуя указаниям фотографа, расстегивал рубашку. – Какой пресс…

– Заткнись, Ким. – Мира до боли в пальцах сжала стакан.

В помещении выключили кондиционер? Почему вдруг стало жарко? Ханс полностью расстегнул рубашку, и все в студии (а скоро и в медиапространстве) увидели его подтянутое тело, кубики пресса, черную татуировку у пояса джинсов… Мира начала пить латте огромными глотками. Из-за Джека она совсем перестала заботиться о естественных желаниях, и Выскочка казался ей чертовски горячим. Надо скорее завоевывать Льюиса.

Чего у Ханса не отнять, так это харизмы. Он словно родился для съемок: понимал фотографа с полуслова, знал свои выгодные ракурсы, передавал через тело и мимику нужные эмоции. А главное – не стеснялся свидетелей! Особенно ее, Белладонну.

Когда наступила очередь Миры позировать, она поблагодарила богов за то, что Биттнер не остался в комнате. И надеялась, что он уехал домой, желательно в Америку. Но столкнулась с ним в гримерке: Ханс вычесывал лак из волос. В черной водолазке и узких джинсах Биттнер казался еще сексуальнее. Черт. Черт!

– Ты что тут забыл? – Мира старалась не смотреть на Ханса, но взгляд то и дело возвращался к его обаятельной ухмылке.

– Дожидаюсь тебя, хочу проводить, – спокойно ответил Биттнер и сел на диван, уступив ей место у покрытого софитами зеркала. – Нам бы поговорить нормально, может, сменишь гнев на милость.

– Это вряд ли. – Белладонна стерла макияж салфеткой и принялась искать свои вещи. Она ненавидела ситуации, которые не контролировала. Щеки горели, хотелось скорее уехать, а джинсы, свитер и шарф будто потерялись в бермудском треугольнике чужой одежды.

– Я хочу с тобой дружить, – не унимался Ханс.

– Американское дружелюбие?

– Немецкая чопорность? – парировал, улыбаясь. – Давай не будем обмениваться стереотипами. Я наполовину немец – это можно понять по моей фамилии. А вот ты… – Он задумчиво сдвинул брови. Живая мимика помогла бы Хансу в кинокарьере: стал бы звездой голливудских фильмов.

– Кассиль. – Она отыскала одежду под чьими-то платьями. – Я немка. – «Наверное». Внутри прошел знакомый холодок – незнание корней приводит к потерянности, так говорил психолог. «Кто же я? Где мое место?»

– Знаешь, Выскочка, у меня хотя бы нет идиотского нью-йоркского акцента! – выпалила Мира, перекрикивая мысли, заставляя замолчать боль.

– Ну и ладно, – словно не замечая ее колкостей, пожал плечами Ханс. – Умираю с голоду. Что «дрезденского» я могу съесть?

– Коровий навоз.

– Отлично! Составишь компанию?

Мира посмотрела на Ханса тяжелым взглядом, но губы дернулись в улыбке. Вот идиот! Ему удалось ее развеселить.

– Ладно, выйди, мне нужно переодеться.

Дрезден радовал ясным днем без ледяного ветра и мокрого снега. Сугробы искрились на солнце. Мира пожалела, что не прихватила солнечные очки. Она щурилась, чтобы лучше рассмотреть Ханса: музыкант курил на крыльце, сильно затягиваясь сигаретой. На плечи он накинул черное шерстяное пальто, и Мира чуть не взвыла от несправедливости. Выскочка выглядел как модель с нью-йоркского показа, она же напоминала елочную игрушку в дутом кислотно-зеленом пуховике. «Плевать, – рассуждала, топая по ступенькам черными полуботинками на плоской подошве. – Ханс не Джек, его не нужно очаровывать». Мысль о Джеке отдалась болью в груди: перед выходом Мира позвонила ему трижды, надеясь, что он все-таки примет ее приглашение о прогулке и тем самым спасет от назойливого Биттнера. Но Джек проигнорировал звонки, вероятно, занятый общением с семьей.

– Мило выглядишь! – Ханс затушил сигарету о край перил. Улыбнулся, осмотрев ее идиотский наряд. – Такая… яркая!

Эльмира закатила глаза.

– Я похожа на елочную игрушку. Только вместо веревочки у меня ноги. – Она указала на черные джинсы.

– Зато тепло! – Ханс и не думал над ней смеяться.

Лучисто улыбаясь, он кивнул, чтобы Мира спускалась. Глядя на веселые искорки в его глазах, она вспомнила лучшего друга. Тристан вел себя так же – не унывал и был всегда открыт приключениям. Тристан…

– Мира, машина нужна? – окликнул певицу телохранитель. Он, к облегчению Эльмиры, был так же нелепо одет: длинный черно-красный пуховик и шарф с эмблемой клуба «Байер 04» [56].

– Нет, Карл, мы пешком. – Мира схватила Ханса за локоть и потащила в сторону пешеходного перехода. Позади она слышала, как скрипит снег под тяжелыми шагами телохранителя.