Лепестки Белладонны

В ответ смех, а следом – новый комок снега, раза в два больше, попал ей в плечо. Она взвизгнула. Не верится, что Ханс сделал это! Посмел сделать! Вскочив с лавки, Мира сгребла с ближайшего дерева снег и погналась за Хансом: после «выстрела» он предусмотрительно пустился наутек. Хитрый! Пальцы покалывало, ноги тонули в сугробах, но Эльмира гналась за бесстыжим музыкантом, игнорируя холод и побелевшие руки. Кинула в Биттнера снежок – мимо! Он спрятался за дерево.

– Я закопаю тебя! – Мира не стеснялась прохожих. – В снегу!

– Попробуй, Цветочек! – Ханс петлял среди снеговиков. Длинные ноги Биттнера утопали в снегу, а Мира чувствовала жжение в икрах и выше.

Телохранитель вскочил со скамьи, чтобы вернуть убегающих рок-звезд, но пробормотал тихое «Дети…» и вновь сел на лавку.

Мира и Ханс бежали вглубь парка, перекидываясь снежками. Очень скоро певица перестала злиться: она хохотала и визжала, время от времени попадая «снарядами» в музыканта. Ветер щекотал лицо, пальцы онемели, а ноги в коротких ботинках промокли насквозь, но это было неважно, ведь весело оказалось вернуться в детство и дурачиться.

– Поймала! – закричала Эльмира, настигнув Ханса у бордюра: он затормозил, чтобы вытащить снег из левого ботинка. Не мешкая ни секунды, Мира сгребла снег с ближайшей ветки и, не удосужившись слепить снежок, кинула белую субстанцию в лицо Биттнеру. – Вот тебе!

Он рассмеялся, вытирая лицо от вмиг растаявшего снега; дорожки воды блестели на его румяных от мороза щеках. Ханс выпрямился и поравнялся с Мирой: она, запрокинув голову, увидела на его темных ресницах крупные снежинки, а опустив глаза, заметила теплую, словно летний день, улыбку. Внутри Миры что-то таяло.

– Знаешь… – Она подошла и положила ладонь Хансу на плечо.

– Да-да? – хрипловато (наверняка сорвал голос из-за смеха, вот Франк будет возмущаться) переспросил Ханс, склонив голову.

Они стояли близко друг к другу. Синхронное дыхание выходило из легких паром. Сердца стучали в унисон.

– Про «закопать в снегу» я не шутила! – и со всей силы толкнула Ханса. Так как они стояли рядом с огромным сугробом, Ханс тут же провалился в снег, в полете растерянно размахивая руками.

От смеха у Миры заболел живот. Согнувшись пополам, она наблюдала, как Биттнер, бормоча ругательства, выбирался из сугроба.

– Хм, я это заслужил.

– Верный вывод! – Мира сжалилась и помогла Хансу отряхнуть пальто. Она водила пальцами по шерстяной ткани, вдыхала хвойный аромат, но, осознав, что молчание затянулось, убрала ладони в карманы куртки. Сказала:

– Вернемся, пока Карл не вызвал за нами спасателей.

Сдавленно усмехнулась. Посмотрела на Ханса: тот внимательно изучал ее, чуть склонив голову. Не засмеялся. Напротив, был серьезен. Не ответил. Зато протянул руку, медленно, словно к дикому зверьку, и отряхнул ее капюшон от снега. Мира сделала шаг назад, испугавшись неясно чего. Или, напротив, ясно – близости. Наступила в сугроб, окончательно промочив ноги.

Какого черта она здесь делает? С Выскочкой.

– Идем. – Эльмира развернулась, чтобы бежать прочь и долго ругать себя за трату драгоценных мгновений. «Джек! Мне бы думать о Джеке», – хмурясь, твердила и направлялась прочь от парня: хорошего, веселого, горячего (да, она это признает!) – и совсем не слышала за спиной его шагов. Оставила Ханса позади, оттолкнула, как и всех. Ведь он не Джек Льюис.

– Далеко собралась, подруга? Я башку вчера ломал, заглючило меня или че… какая-то дура кричала из тачки, типа она королева города. А потом чет щелкнуло, кто ж это, если не убогая полукровка?

Мира застыла. Колени подогнулись, и пришлось опереться о ствол дерева, чтобы не упасть. Противный и визгливый голос не принадлежал Хансу. Но Мира голос узнала. Затаив дыхание, она обернулась, пытаясь рассмотреть лица троих парней. В парке, как бывает зимой, быстро стемнело, и, когда они подошли к фонарю, Эльмира поняла, что догадка подтвердилась.

Голос принадлежал бывшему воспитаннику приюта Горгу Шнайдеру. Горг портил Мире и другим детям жизнь только за то, что они оказались слабее. Мира желала Горгу сгнить в канаве, а судя по его внешнему виду, он именно там и жил: череп бритый, глаза злые, руки жилистые, а на щуплых плечах порванная дубленка. Горг выглядел убого, как и его приспешники – двое таких же бритоголовых отбросов. Белладонна, успешная, уверенная, рассмеялась бы. Пожалела бы их. Но в душе Белладонна по-прежнему была девочкой-сиротой, которую обижали и лишили единственной опоры…

– О! Наша звезда! Точнее, узкоглазое ничтожество, – издевался Горг, подбираясь ближе. Он потер грязные, в кровоподтеках ладони. – Чего не здороваешься, узкоглазая? Не заслужил такой чести?!

– Следи за языком, – рявкнул Ханс, выступив из темноты. Его немецкий показался Эльмире волшебным.

Мира заплакала бы от облегчения, но из-за ступора не могла пошевелиться. Она смотрела на Ханса с благодарностью: его, словно ангела, осветил ореол фонаря. Привычная легкомысленная улыбка исчезла с его лица, он испепелял шпану взглядом, вздернув острый подбородок.