Лермонтов. Тоска небывалой весны

В 1883 внучка Авдотьи Петровны Пожогиной-Отрашкевич передала в Лермонтовский музей юнкерской школы, переименованной в Николаевское кавалерийское училище, портреты прадеда, деда, отца и матери поэта, а также два рисунка Лермонтова: «Младенец, тянущийся к матери» и «Мадонна с младенцем». Сын Алексея Лопухина передал портрет герцога Лермы. «Позвольте мне, бывшему воспитаннику Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, коего рождение воспето Лермонтовым (“Ребенка милого рожденье…”), принести свой вклад в устроенный Вашим превосходительством Лермонтовский музей. Этот портрет приснившегося Лермонтову человека постоянно висел в кабинете отца, от которого и перешел мне по наследству» (из обращения А. А. Лопухина к А. А. Бильдерлингу). С картины Лермонтова «Крестовый перевал», подаренной поэтом В. Ф. Одоевскому, художник Архип Иванович Куинджи сделал копию.

XXXV

До 1844 года Аким Павлович Шан-Гирей служил адъютантом начальника полевой конной артиллерии. Затем подал в отставку. Купил неподалеку от Георгиевска и Пятигорска четвертую часть имения Ново-Столыпинское, принадлежавшее когда-то их общему с Лермонтовым прадеду Алексею Емельяновичу Столыпину, и занялся сельским хозяйством. Семь лет спустя женился на Эмилии Александровне Верзилиной, дружески принимавшей Мартынова после убийства поэта.

Шан-Гирею было 32 года, Эмилии – 36. Репутацию она имела весьма нехорошую. За два года до роковой дуэли она сошлась с князем Барятинским, а потом избавлялась от «плода любви», – Барятинский выслал ей в возмещение 50 тысяч. Эта дама была, очевидно, доступной, иначе бы не составили на нее стишок «за девицей Эмили молодежь как кобели», перефразировав экспромт Лермонтова. Однако смогла околпачить Шан-Гирея. В семье родились сын и дочь.

Аким Павлович занимался ирригационными работами на Кавказе, открыв месторождение серы в Нахичеванском уезде. Бывал у Святослава Раевского в Пензе. Святослав Афанасьевич горячо приветствовал намерение Шан-Гирея написать мемуары о Лермонтове: «Ты был его другом, преданным с детства, и почти не расставался с ним; по крайней мере все значительные изменения в его жизни совершились при тебе, при теплом твоем участии, и редкая твоя память порукою, что никто вернее тебя не может передать обществу многое замечательное об этом человеке».

Шан-Гирей и Раевский подготовили ряд документов о Лермонтове, которые предполагалось издать. В 1860 году Святослав Афанасьевич написал ему: «Соглашаясь на напечатание избранных тобою его бумаг, которые я берегу, как лучшие мои воспоминания, я считаю необходимым к избранному тобою письму его, писанному ко мне в Петрозаводск, присовокупить мои объяснения. В этом письме Мишель, между прочим, написал, что я пострадал через него».

Раевский разъяснял, что, упомянув на допросе его имя, Лермонтов не причинил ему вреда: у него уже раньше были несогласия по службе, и Клейнмихель воспользовался этим. «Записываю это, – пояснял Святослав Афанасьевич, – для отнятия права упрекать память благородного Мишеля».

В письме к Е. А. Карлгоф-Драшусовой он сообщал: «Соображения Лермонтова сменялись с необычайною быстротой, и как ни была бы глубока, как ни долговременно таилась в душе его мысль, он обнаруживал ее кистью или пером изумительно легко, и я бывал свидетелем, как во время размышлений противника его в шах-мятной игре Лермонтов писал драматические отрывки, замещая краткие отдыхи своего поэтического пера быстрыми очерками любимых его предметов: лошадей, резких физиогномий».

Раевский горячо любил и по-настоящему понимал Лермонтова. Ценные, хоть и короткие сведения передал он пензенскому учителю Хохрякову, собирателю материалов о Лермонтове. Ими пользовались потом первые биографы Лермонтова, в том числе П. А. Висковатов. Многие годы и буквально по крупицам собирали они материалы о жизни поэта, разыскивали его стихи, записанные в альбомы друзей и знакомых, либо на отдельных листочках и не всегда рукой Лермонтова. Не удивительно, что Висковатов ошибочно опубликовал пародию Д.Д. Минаева под фамилией Лермонтова:

Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.

«Имя великого поэта, на первый взгляд, и впрямь выглядело достоверно, так как пародия эта заканчивалась словами: “Быть может, за стеной Кавказа сокроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей”. Но разве мог Лермонтов, боготворивший Пушкина, так надругаться над его строкой “Прощай, свободная стихия”! Многие русские литературоведы возмущенно доказывали непричастность Михаила Юрьевича к данной фальшивке, но, несмотря ни на что, весь XX век Лермонтову приписывалось это гнусное стихотворение, переходя во все школьные учебники, во все томики и собрания сочинений поэта» (В.В.Хатюшин).

«Минаев – безнравственный пересмешник» (князь В. П. Мещерский).