Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

— А теперь ты вернул меня, — нарушил тишину Чондэ, — но зачем? Ты не мог меня оставить, но не смог и убить. И что же мне теперь остается? Бессмысленно слоняться в четырех стенах и страдать из-за того, что сейчас все иначе и складывается как нельзя лучше, но тот факт, что я не могу быть с Исином, не меняется? Я страдал из-за этого больше 20-ти лет, и ты предлагаешь мне продолжить?

Ким Минсок устало потер глаза. Как бы он хотел все объяснить, разложить по полочкам еще тогда, давным-давно. Просто тогда ему не хватило на это смелости, не нашлось слов, а сейчас в этом уже не было смысла. Слишком много нужно переворачивать вверх дном, слишком много старых ран придется вскрыть. И теперь, когда все зашло так далеко, еще страшнее и невозможнее обо всем рассказать.

— Знаешь что? — вдруг произнес Минсок, и пройдя по гостиной, уселся на диван рядом с Чондэ. — Делай что хочешь. Серьезно, я устал быть твоим здравым смыслом, устал пытаться не дать совершить тебе очередную ошибку. Теперь только ты будешь нести ответственность за свои поступки. От и до. Будешь отвечать за каждый свой шаг, и я больше не буду даже пытаться смягчить последствия. Хочешь быть с Исином? Будь. Только пообещай мне одно.

— Что?

— Ты дождешься, когда воспоминания к нему вернутся…

— Значит, единственное условие — ждать? — Чондэ приподнялся на локтях и посмотрел на брата.

— Да, это единственное условие.

— Не так уж и сложно, — пожал плечами молодой человек. — Я ждал больше 20-ти лет, подожду и еще.

— Что ж, раз мы договорились, — хлопнул по ногам Минсок, выпрямляясь, — надеюсь ты послушаешь меня и начнешь активно вливаться в социальную жизнь. Работа-шмабота, новые знакомства и все такое…

Под пристальным взглядом Чондэ, Минсок прошелся по комнате, собирая сброшенные на пол вещи, аккуратно уложил их на стол и поплелся в комнату. Его свободное время подходило к концу и нужно было приступать к своим основным обязанностям.

— И давай договоримся еще вот о чем, — Минсок остановился у двери, — социальная жизнь социальной жизнью, но никакого пьянства и шлюх в моей кровати и моем доме. Где угодно, но только не здесь. Ладно?

— Ладно, — тихо бросил Чондэ.

Минсок еле кивнул словам брата, и исчез в комнате, а Чондэ так и остался сидеть, задумчиво глядя на захлопнувшуюся дверь. Слишком просто. Это было слишком просто. Минсок так долго сопротивлялся всему этому, а потом сдался так просто? Чондэ пытался понять, почему. Казалось бы, все складывалось в правильную картину, теперь ведь можно, ничего не должно мешать, но что-то все равно было не так. Что-то значительно глубже. Что-то значительно важнее. Скрытое где-то между словами Минсока. Он никогда четко не формулировал причину, почему Чондэ не должен. Всегда говорил витиевато, обходил стороной суть, придумывал сомнительные оправдания.

Кажется, Чондэ никогда не думал об этом. Лишь противился этому всем существом, потому что понимал, что все это не так, как говорит Минсок, что нет веских оснований этого не делать, и никогда не задумывался об истинных причинах.

И вдруг пришло осознание. Ускользающее, несформировавшееся, бесформенное, больше интуитивное, чем основанное на фактах осознание. Минсок не дал согласия. Он просто тянул время, в надежде, что что-то изменится. Это давало ему время на то, чтобы принять решение, разработать план действий. И в то же время он будто позволял всему случиться. Иначе зачем ему возвращать Чондэ? Зачем? Никаких причин для этого просто…

Голова пошла кругом. Чондэ слишком глубоко копнул. Вещи, факты, которые он замечал, но не придавал им должного значения, вдруг стали собираться в единую картину. Он начал понимать. Ответы, которых он не знал и никак не мог отыскать, вдруг нашлись. Это было так очевидно, но почему-то Чондэ просто не хотел этого видеть. Не хотел замечать. Он просто…

Чондэ рывком кинулся на кофейный столик, раскидывая по нему прочие вещи, чтобы добраться до ежедневника, и судорожно стал его пролистывать. Ему нужна была одна запись, всего лишь одна, о которой он имел смутные воспоминания. Есть ли она все еще в нем или нет, он не был уверен. Даже не был уверен, существует ли она.

Ее больше не было, но она существовала. Об этом говорила аккуратная полоска вырванной страницы, запрятанная в переплете. Невооруженным глазом ее можно было пропустить, если не помнить, что на ее месте было. Минсок защищал свои секреты. Он ненавидел, когда Чондэ о них узнавал или начинал догадываться. Его попытки защититься походили на репрессии. Чондэ был вредным и упрямым младшим братом, и скорее чисто из принципа, чем из жизненной необходимости, всегда восполнял утерянные по воле брата воспоминания. Вот только сейчас все карты были сыграны, у Чондэ не оставалось туза в рукаве, и Минсок наконец-то добился своего. Хотя с другой стороны, можно ли было назвать это успехом, когда среди страниц ежедневника Чондэ обнаружил клочок бумажки, на котором быстрым, немного небрежным, почерком брата была сделана короткая, на первый взгляд абсолютно бессмысленная, пометка. Она состояла всего лишь из четырех слов.

«Чжан Исин — третий сын».