Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

Это был крайний случай. Чондэ вернулся обратно в пучину отчаяния, дал себе карт-бланш, позволил выбраться на свет той части себя, которую по понятным причинам старался прятать, потому что позволить ей руководить означало, что ошибки неизбежны. Ошибки, которые Чондэ будут мучать и напоминать о том, почему повторно давать волю себе не стоит.

Это была его часть, которая искала, жаждала чего-то. Обрести форму, заполнить пустоту, стать полноценной фигурой в геометрическом мире. Но ее терзания и поиски полностью противоречили правилам, установленным в этом мире. Ошибки на пути в поиске себя неизбежны, только у Чондэ они других масштабов, они неправильные сами по себе. Их стоит бояться, и Чондэ боялся. Боялся тех, что были и тех, что еще может совершить. Он знал, каково это. Знал, что будет, если…

Он дал себе свободу, заткнул другие голоса и просто отправился в свободное плавание, в надежде, что к каким-нибудь берегам его да прибьет, и это будет то, чего он желает. А потом, спустя неделю, он вдруг понял, что вовсе не бороздит океан, а плюхается в детском бассейне, проплывая от края до края за считанные секунды и возвращаясь обратно. В таком бассейне не то, что найти себя было трудно, даже утонуть невозможно. С осознанием этого все пошло наперекосяк.

Так может быть, все шло не так вовсе не из-за того, что его воздержание длилось двадцать с лихом лет и он отвык? И может быть он вовсе не пытался заглушить все это время свой голос, пытаясь быть максимально примерным для чистейшей как роса души Исина. Стоит ли допустить, что все дело было в том, что он просто обманывал себя? Его душа не океан, так, лужа, которая кажется глубже просто потому, что в ней отражается небо. И личность его была простой и понятной, как линия. Он просто придумал себе, что он весь такой сложный и трагичный, нагнал тумана, ввел всех и себя в том числе в заблуждение, а потом начал мучиться. Страдать.

Простите, я Ким Чондэ, и я слишком сложен для вас, для жизни, для мироздания.

Я всего лишь подросток, у которого переходный возраст затянулся на чуть меньше чем 200 лет.

Простите, мне не нужна любовь, если она будет хоть чуточку не такой великой и всепоглощающей, как о ней пишут в книгах.

Я просто грежу о настоящей любви, которая не пройдет как насморк, хочу быть уверен в ней, потому что буду разочарован и разбит, если она окажется всего лишь чьей-то блажью.

Простите, я собираюсь игнорировать ваши чувства, если вы не готовы за меня умирать или не захотите последовать за мной, если умру я.

Я лишь хочу взаимности, потому что безответная любовь сделает меня уязвимым и ранит мои чувства.

Простите, я собираюсь делать все, что мне вздумается, и если вы к этому не готовы, то нам точно не по пути, потому что меняться ради вас я не собираюсь.

Прошу примите меня таким, какой я есть, со всеми недостатками и достоинствами, и, если я почувствую себя комфортно, если меня насильно не будут пытаться изменить, я обязательно пойду на уступки и постараюсь подстроиться, потому что я не хочу причинять неудобства.

Простите, я не собираюсь бороться за вас, как будто мне больше всех надо.

Мне надо, и я готов, если будет хоть малюсенький шанс на то, что в этом есть смысл, и я не трачу время и силы зря, просто чтобы вы потешили свое самолюбие.

Простите, я не собираюсь останавливать вас, если вы хотите уйти, потому что, если бы не хотели — остались.

Я сделаю это только чтобы уточнить, вы правда хотите уйти навсегда или вам просто нужно немного времени.

Простите, я ужасный человек, но это реальный мир и мне в нем как-то нужно выживать.

Возможно, я кажусь вам ужасным, но я, как и все люди, делаю это только для того, чтобы защитить себя и свои чувства, потому что я никому не могу довериться, мне очень страшно это сделать и оказаться обманутым.

Ким Чондэ не был ужасным, он просто был человеком. Гораздо человечнее, чем ему бы хотелось в это верить. И только когда он вслушивался в свою душу, он понимал это. Возможно, недельные запои и разгульная жизнь со всеми вытекающими стоили того, потому что, лишь опустившись на самое дно, он мог слышать. Только так он начинал проникаться своей натурой.

Затянувшееся молчание прерывалось шуршанием пакета с кексами, Лухан самозабвенно поглощал их один за другим, наслаждаясь моментом. Наверно, сейчас он чувствовал себя счастливым. Потому что кексы были вкусными, а он не ел в одиночестве. И общество Чондэ его очень расслабляло. С ним было действительно легко, и навалившиеся на Лухана проблемы, тяготившие его душу, начинали казаться несущественными. Жизнь разливалась яркими красками, несмотря на серый городской пейзаж вокруг.

Лухан будто вернулся в детство. Он даже не знал, как это описать. Просто рядом с Чондэ он чувствовал себя ребенком, совершенно позабыв о том, что является старше. И чтобы избавиться от этого диссонанса, он упорно прикладывался к бутылке, запивая сладость, таким образом напоминая себе, что ему все еще 25 лет, и жизнь продолжает лавиной обрушиваться на него, как бы сильно он не пытался от нее убежать.