Исин сглотнул. Он чувствовал, как глаза наполняются слезами, поэтому отвернулся, чтобы не смотреть на Чондэ. Слишком душераздирающим было это зрелище. Как видеть собственную мать, избитую и опустошенную, сидящую на кухне, чтобы никто не видел её слез и тяжелой ноши, опустившейся на плечи. Именно Оле-Лукойе выбивал Исина из колеи, а не мысль о скорой смерти. Потому что смерть в любом случае неизбежна. А неизбежному нет смысла противиться. Смерть это не «почему?» и не «как?», смерть — это всегда «когда?».
— Все будет в порядке, Оле, — ободряюще проговорил Исин, потому что знал, именно ему сейчас стоит говорить слова поддержки, больше ведь некому. — Каким бы ни был исход, мы обязательно встретимся. Я буду помнить о тебе, даже если ты обо мне забудешь. Каждый раз, когда буду приходить за твоей душой. Я буду давать ей столько вторых шансов, сколько потребуется. И однажды, когда и мое время истечет, когда и моя душа переродится, мы снова встретимся…
— Вот только твоя душа никогда не переродится, — хрипло проговорил Чондэ.
— Почему?
— Тебя растили как корову на убой. У твоей души нет даже пресловутого ангела-хранителя, которых раздают всем направо-налево, как дешевые конфетки, все только для того, чтобы времени тебе не выиграть. Новенькая душа, чистая, как искусственный снег, в одиночку прошла все девять кругов человеческого ада, чтобы стать Смертью, и быть ей, пока не придет в негодность и её, с чувством выполненного долга, не отправят в никуда. Интересненькая такая сказочка для детей, не находишь? Высший пилотаж для истинных гуманистов, отбросивших вздорную мораль.
Исин обреченно прикрыл глаза. Не то, чтобы он и раньше верил в концепцию загробного мира или перерождение, на самом деле, он был готов к забвению. Просто слова Чондэ были не по душе. Они обесценивали существование. Это казалось Исину бессмысленным. Все это. Что кто-то оценивает его душу, что кто-то решает, какое будущее его ждет, определяет каждый шаг. Конец Исину был не важен, он всегда один. И не в нем вся суть, ведь именно об этом говорил Чондэ. Важен сам процесс. Раз выбора у Исина нет в любом случае, то почему бы не воспользоваться временем, которое у него еще есть? Почему бы не прожить его с толком для себя, а уж потом отдавать долг привычному порядку вещей. В этом ключе воспринимать все происходящее было куда проще. Если смерть наступит не завтра, то все в порядке, ведь все, что не завтра, всегда потом, а до «потом» еще сто лет на бегемоте.
— Тебе обязательно было это говорить? — сквозь зубы прошипел Исин. — Иногда, знаешь ли, можно и промолчать. Или соврать. Ты и так вывалил на меня достаточно, мог бы хоть это при себе оставить. Дай мне потешиться светлыми иллюзиями о том, что в конце все будут счастливы.
— Вот только в конце никогда никто не будет счастлив.
— Знаешь, если ты так боишься конца, не было смысла и начинать! — вскрикнул Чжан, раздраженно смахивая кружку со стола, которая тут же вдребезги разбилась.
Оле-Лукойе поднял недоуменный взгляд на Исина. Долго вглядывался в его лицо, чтобы уловить его настроение, но тщетно.
— Это была моя любимая кружка, между прочим, — бормотал молодой человек, — возьми на себя ответственность, это целиком и полностью твоя вина.
Чондэ засмеялся. Он только что вывалил на голову этого мальчика всю тяжесть бытия, а он переживает из-за кружки, которую сам же и разбил.
— Ты быстро усваиваешь жизненные уроки, — сквозь улыбку проговорил Оле-Лукойе, — этот мир потеряет что-то очень ценное, когда лишится тебя.
— Сейчас ты у меня потеряешь кое-что ценное, Оле! — выкрикнул Исин и подбежал к Чондэ, чтобы дать тому хорошую затрещину. — Развел мне тут бардак и сопли, а я убирай, да? Хорошо быть Оле-Лукойе, пришел, натворил дел и сбежал по-тихому!
— Ай! Я уберу, только бить-то зачем? Можно же и по-человечески попросить было, — Оле возмущенно вскинул голову, заглядывая в полные нежности глаза Исина.
— Я уберу, — тихо проговорил он, — не переживай только. Ни о чем не переживай. Пусть все идет своим чередом, не будем в это вмешиваться. Мне не стоило спрашивать, а тебе не следовало отвечать, но сделанного не воротишь, так что давай просто оставим все как есть, выйдем погулять, подышать свежим воздухом, поговорим о том, о сем… и просто будем счастливы, наслаждаясь моментами, как ты и учил, хорошо? Сейчас, я как никогда нуждаюсь в этом. В тебе в особенности.
— Я думал, что поступаю правильно, — Чондэ задумчиво потянул руку, хватая Исина за штанину, и притянуть к себе поближе, чтобы обнять его и уткнуться лбом под самые ребра. — Я уверял себя, что делаю это тебе во благо, но, похоже… я делал это только для себя. Мне не следовало приходить к тебе никогда.
— Хватит винить себя Оле, — Исин обнял Чондэ в ответ, — все случилось так, как случилось, и я этому рад, потому что ты замечательный. Было бы глупо отказываться от возможности встретить тебя, но хватит об этом, мы ведь не прощаемся. У нас все еще есть сегодня и есть завтра. Это не много, но и не мало. Этого вполне достаточно. Почему я говорю все эти вещи, когда обычно их говоришь ты?