Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

— Нет, не сказал бы, — Исин серьезно посмотрел на Оле, — у тебя бы просто смелости не хватило.

— Ты не мертв, — четко отчеканил Чондэ, обхватывая лицо молодого человека руками, — ты живее всех живых, и я хочу, чтобы все так и оставалось, а теперь пошли. Тебе определенно нужно проветрить голову.

Он немного присел, подхватывая Исина под колени, и перекинул его через плечо, словно тряпичную куклу.

— Береги голову, я поворачиваю, — заявил Оле, когда Чжан, решивший выпрямиться, цепляясь за пальто, чуть не зацепил головой выступающий угол.

— Черт, — Исин еле успел пригнуться, — если я все еще жив, то точно не твоими стараниями! Ты слишком часто пытаешься меня угробить для человека, который желает мне долгой жизни!

Оле не стал дожидаться, когда Исин закончит свою пламенную речь, поэтому просто прыгнул вниз, перемахнув крутые ступеньки, и приземлился в сантиметре от стены, в которую утыкалась лестница. Чжан от такого прыжка покачнулся и влетел носом в чужую спину, да так, что казалось, даже хрустнули кости, только чьи именно было не очень понятно. Чондэ же невозмутимо развернулся, заставляя Исина уцепиться за него, словно обезьянка, чтобы вписаться в поворот и не улететь в стену.

— Осторожнее! — попросил молодой человек. — Чай не мешок с картошкой тащишь.

— Правда? А весишь ты ровно столько же, — усмехнулся Оле, проходя в кухню, где усадил Исина на стул.

— Знаешь, Оле, — молодой человек будто и не заметил, что его тело переместили в другую плоскость, — есть вещи, которые все еще остаются для меня загадкой.

— Да? — отстраненно спросил Чондэ, уходя в прихожую, за обувью Исина. — И какие же?

— Почему именно Оле-Лукойе?

— В каком смысле? — Оле несколько раз ударил кроссовки друг об друга, чтобы стряхнуть с них грязь, и вернулся на кухню.

— Просто это странно, разве нет? Они не дают твоей душе возможности переродиться, потому что это, мол, опасно, а потом дают тебе огромные возможности и отправляют в этот мир. И это, по их мнению, совсем не опасно?

— На самом деле, — Чондэ присел на одно колено, чтобы надеть на Исина кроссовки, — моя сила действительно велика, но только в рамках определенной плоскости. При кажущемся всемогуществе я весьма ограничен в своих действиях. За мной постоянно присматривают, я пишу отчеты о проделанной работе. Поверь мне, даже если бы я захотел совершить переворот, меня бы остановили раньше, чем я успел бы об этом подумать, а мое влияние на реальный мир совсем незначительное, особенно по сравнению с твоим.

— Я все равно не понимаю, Оле! Что может быть такого опасного в твоей душе, что ей не дают шанса?

— Понимаешь, Исин, дело в том, что душа по определению не может ровняться нулю, так же, как она не может быть абсолютным злом или абсолютным добром, таких понятий просто не существует. Одна из чаш так или иначе перевесит, и чаще перевес идет в сторону души. Все это делается для того, чтобы определить жизненный цикл. Если душа скатывается в темноту, значит гниет. Гниение — как чума, если не сожжешь, она будет распространяться бесконтрольно, заражая собой все вокруг. Если пустить все на самотек, нарушится порядок, мир неизменно превратится в хаос.

— Но при чем здесь ты? Ведь ни одна из чаш весов не перевесила другую.

— Путь, петляющий между тьмой и светом, неизменно ведет в ад, — Оле затянул бантик на правом кроссовке и выпрямился, за руки поднимая и Исина. — К несчастью, человеческая история знала слишком много примеров, когда не тем душам давали второй шанс. Знал бы ты, какой беспорядок это наводило. Сколько нитей судьбы оборвалось, скольким так и не было дано начало.

Чондэ развернул Исина к себе спиной и, стянув с себя пальто, ловко надел его на молодого человека, который очень удачно проскользнул руками прямо в рукава с первого раза.

— Нет ничего плохого в том, что я стал Оле-Лукойе. У меня было не так много времени, чтобы узнать этот мир, когда я был человеком, а теперь его вполне достаточно. Я вижу как стремительно меняется этот мир, и, что парадоксально, при всем этом он остается неизменным. Меняются в нем только лица и условия, суть же остается прежней. Если бы мне было можно, я бы хотел оставить все как есть.

— Мне казалось, что тебе не очень по душе эта работа, — Исин повернулся к Оле, чтобы внимательно посмотреть на реакцию.

— Знаешь, — улыбнулся Чондэ, застегивая на Чжане свое пальто, — в ней есть свои плюсы и свои минусы, как и в любой работе. Да, я недоволен обилием правил, которые контролируют каждый мой шаг, и бумажной волокитой, которая неизменно все это действо сопровождает, но… буду честен, мне это больше по душе. Поверь мне, я вижу в этом больше смысла, чем в том, чтобы из раза в раз проходить через одно и то же. Перерождение, на мой взгляд, самая бессмысленная часть мирового устройства. И самая скучная. Думаю, моя душа принесет больше пользы, если я так и останусь Оле-Лукойе. Может я и не самый лучший работник, зато верен своему делу…

— И тебе не одиноко? — вдруг спросил Исин.