Оле на время замялся, не зная даже, как ответить на этот вопрос. Стоит ли ему сказать правду или можно отделаться каким-нибудь коротким бессмысленным ответом.
— Всем бывает одиноко, Чжан Исин, — мягко улыбнулся Чондэ, — для этого не нужны особые условия. Одиночество — состояние души. Такое же естественное как радость или грусть. Ты, наверно, не задумывался, но ты никогда не услышишь тишину, потому что в твоей голове постоянно звучит собственный голос, и ты никогда не сможешь остаться один, потому что у тебя всегда есть ты сам, тот, с которым ты постоянно разговариваешь, тот, с кем твоя эмоциональная связь сильнее любых других.
— Ты опять уходишь от ответа. Да или нет?
— Да, — выдохнул Оле-Лукойе, обреченно опуская голову.
— Ты так это любишь…
— Люблю что?
— Скрывать самые простые ответы за мишурой бессмысленных и совсем ненужных слов, просто потому что боишься сказать правду.
— Те, кто действительно хотят узнать правду, её обязательно узнают, остальным и этого будет достаточно.
— Ах, пытаешься сделать вид, что проверяешь, насколько в тебе заинтересован человек?
— Нет, я просто… хотя знаешь, не важно, — мотнул головой Оле и отступил на шаг, — идем, ночь не резиновая, нам пора прогуляться.
Оле потянул Исина за рукав следом за собой к входной двери, которую призывно распахнул, впуская в дом прохладу летней ночи. В траве слышалось непрерывное стрекотание, деревья шумели, покачиваясь от щекочущего листья ветра. Луна медным диском висела в небе, закутываясь в пушистые ночные облака.
— Нет, ты скажи мне, что ты там хотел сказать, — не унимался Исин, следуя за Оле попятам.
— Я хотел сказать, Чжан Исин, что искренность, это, безусловно, хорошо, вот только она совсем не означает, что ты должен препарировать свою душу на глазах у первых встречных и выкладывать на бочку все свои тайны.
— Я, значит, для тебя первый встречный? — оскорбленно ахнул молодой человек, резко останавливаясь перед ступеньками крыльца.
— Нет, — обернулся к нему Оле, чтобы посмотреть на по-детски обиженное выражение лица Исина, которое его умиляло, — конечно, ты для меня не первый встречный, но это все равно не значит, что я буду откровенничать с тобой.
— Почему?
— Потому что, Чжан Исин! Просто потому что! Не думай на меня за это обижаться, — Оле-Лукойе поднялся на ступеньку выше, чтобы обвить руками Исина за пояс, и, словно ребенка, потащить вперед.
— Я все равно не понимаю! Мы же друзья…
— О, — протянул Чондэ с насмешкой, — так мы друзья? Конечно, это многое объясняет…
— Хватит издеваться! То было недоразумение!
— Безусловно, это было именно оно. Никак иначе не назвать.
— Так вот, если мы с тобой друзья, — Оле-Лукойе несдержанно прыснул в кулак от таких слов и получил шлепок по животу, — не понимаю, почему ты не хочешь быть со мной откровенным.
— А я и так с тобой предельно откровенен, — проговорил Оле, все глубже погружаясь в траву, которая начинала расти.
— Нет, ты не…
— Я говорю тебе ровно столько, сколько необходимо. Иногда людям нужна определенная дистанция в отношениях, чтобы чувствовать себя комфортно. Люди раскрываются в процессе выстраивания отношений, и делают это куда охотнее, чем если им устраивают допрос. Ты все обо мне узнаешь, если мне будет комфортно, и я буду достаточно готов для того, чтобы открыть тебе другие стороны себя. В конце концов, — Чондэ поставил Исина на ноги, — ты не можешь сказать, что не знаешь обо мне ничего, потому что за все это время, пусть даже незаметно для тебя, я показал себя с той стороны, которую никто и никогда не видел. Ты рад этому?
— Да, — несмело проговорил Исин, зябко укутываясь в пальто. — Я этому невероятно рад. Могу сказать, что и я показал тебе ту сторону себя, которую другие никогда не видели.
— Я знаю, Чжан Исин, — Оле приобнял молодого человека за плечи, улыбаясь, — и это значит, что мы достигли определенного уровня доверия в наших с тобой отношениях.
Повисла неловкая пауза. Исин задумчиво смотрел себе под ноги, расфокусированным взглядом различая в темноте лишь белое пятно кроссовок на своих ногах. Он задумчиво блуждал в своих мыслях, обдумывая уже сказанные или еще не озвученные слова. Чондэ терпеливо ждал, разглядывая лицо Исина сквозь разделяющую их ночь. Грань между двумя их реальностями была настолько тонкой и почти неуловимой, что её существование замечалось лишь тогда, когда на неё натыкаешься. Как отполированное стекло окна, о котором узнаешь, когда впечатываешься в него носом. Эта грань, эта разница между ними, совсем неощутима, пока они не начинают сокращать дистанцию между друг другом.