Лес душ

– От кого таким, как инфернии, может понадобиться защита? – взгляд Саенго устремляется ко мне, и знаю, она вспоминает, как однажды я чуть не столкнулась с одним из инферний.

Кендара отправила меня в шахты каменоломни, чтобы я нашла какой-то кристалл, зарытый глубоко под Коралловыми горами. Инфернии считаются существами тьмы и тлеющих углей, очертания их тел размыты и полупрозрачны, как жар без дыма. Один лишь вид подобного создания приводит в ужас. Как большинство эвейвианцев, я раньше даже не верила, что подобные существа могут на самом деле существовать.

– От пламенителей, – говорит Тейерн. – Существует старинная ньювалинская традиция охотиться на инферний, чтобы доказать свое превосходство над природными элементами.

При его словах я изображаю на лице гримасу, надеясь, что эта традиция давно ушла в прошлое.

– А теперь, когда мы закончили с обменом любезностями, поделитесь, зачем же на самом деле вы хотели со мной увидеться? – спрашивает он у меня, пока я как ни в чем не бывало засовываю в рот рис. Его губы насмешливо изгибаются, и я едва сдерживаюсь, чтобы не начать жевать с открытым ртом, просто чтобы позлить его.

Щеки Саенго розовеют, но я все-таки прожевываю рис и отвечаю:

– У меня есть вопросы, на которые, как я надеялась, у тебя есть ответы.

Мои слова его, похоже, веселят.

– Ну что ж, тогда я постараюсь вас не разочаровывать. Какие же это вопросы?

– Ты знаешь, что в призвании света шаманов есть четыре ремесла?

– Да, – говорит он, словно это очевидный факт. – Пожалуйста, не говори, что вы здесь, чтобы спросить лишь об этом.

Я игнорирую его едкий комментарий.

– Но откуда ты знаешь об этом? Статья о ремесле губителей душ была вырвана из книги, которую я взяла почитать вчера.

– Бездушный был губителем душ, – говорит он снисходительным тоном. – Так что очевидно, что должно было быть четвертое ремесло, хотя знаниями о нем больше не делятся ни с кем в Ньювали. Или где-либо на Тие.

– И почему же? – Саенго склоняется над своей тарелкой с любопытством.

– Как охотники, губители душ обычно использовали свое ремесло против животных, однако…

– Однако когда шаман достигает определенного уровня навыков, – говорю я, вспоминая слова Ронина, – можно попробовать пересечь черту, которой ограничиваются способности шамана.

Тейерн кивает.

– Именно так. Бездушный продолжал напирать, пока не преодолел все границы, пока не научился вырывать души не только из тел животных, но и из тел людей.

Даже если бы Бездушный не сошел с ума от своей великой силы, шаманы, способные красть чужие души – пусть и только у животных, – стали бы странными и действительно пугающими.

– Душа является источником всей нашей магии. Украсть душу – все равно что осквернить ее. Поэтому всех губителей душ приговорили к казни.

Я кручу паучий шелк своего наряда между пальцами, припоминая рваные края вырванных страниц. Бездушного не могли вычеркнуть из истории Тия – ведь отпечаток его действий по-прежнему остается на наших землях в качестве Мертвого Леса, – однако его магическое ремесло оказалось столь темным и ненавистным всеми, что народ, родившийся после него, сделал все возможное, чтобы даже памяти о его силе не осталось в той книге. И, вероятно, в других книгах тоже.

– Это ужасно, – говорит Саенго.

Тейерн поднимает одно из своих элегантных плеч, слегка пожимая им.

– Ремесла не обязательно передаются по наследству, однако они могут быть одинаковыми в одной и той же семье, так что когда находили одного губителя душ, убивали всю семью, чтобы предотвратить появление новых в том же роду. Это было эффективное, хотя и архаичное, решение проблемы.

Страх перед Бездушным и последствиями принятых им решений породил такой глубинный страх среди жителей Тия, что каждый губитель душ с тех пор расплачивался за его грехи. Были убиты целые поколения семей. И все из-за одного шамана.

– Ты одобряешь подобный способ? – спрашиваю я.

Он открывает глаза от тарелки и глядит на меня, его зрачки яркие и холодные.

– Мне нет никакого дела до того, как шаманы предпочитают убивать друг друга, – говорит он. – Если они хотят открыть охоту на свой же народ, пожалуйста.

Я стучу пальцем по краю своей тарелки и раздумываю над его словами какое-то время. Означает ли это, что его равнодушие позволило его совести отправить другого тенеблагословленного убить меня?

Саенго тыкает вилкой в еду, как будто больше не хочет есть.

– Должна признаться, Хлау Тейерн. Все эти рассказы о Ньювали не вызывают во мне желание познакомиться с империей поближе.

– Я говорю всю это не с намерением вызвать у вас отвращение, уверяю вас. Однако если я все же могу сказать кое-что хорошее о шаманах, – отвечает он, раздирая кусочек сочного мяса вилкой, – так это то, что они отлично умеют готовить.

– В горах кухня не такая разнообразная? – уточняю я.

– Достаточно разнообразная. Но по большей части благодаря импорту. Казаинцы обычно спят по утрам и не особо любят солнечный свет, так что желающих обрабатывать землю и заниматься огородами не так уж много.

– Тебя дневной свет, кажется, не особо раздражает.

Он укоризненно смотрит в окно.