Лес повешенных лисиц

– Я – в чем-то нетипичное исключение из правил, потому что шесть лет уже не был в тюрьме. При этом я очень сильно истощаю пастбища. И я должен следить, чтобы сохранялось равновесие, хотя сам на свободе. Несколько месяцев назад я засадил одного приятеля, некоего Сутинена по прозвищу Крутой Удар, в тюрьму. И Сииру тоже надо как-то убрать с дороги. Таким образом, количество сидящих в тюрьме и находящихся на свободе преступников будет в равновесии. С Сиирой, конечно, все сложно. Но есть еще время все обдумать, побудем пока тут. Может, потом, следующим летом, я вернусь в Стокгольм.

– У тебя в Стокгольме своя квартира?

– Да еще какая! Как-нибудь устроим там вечеринку, когда здесь все закончим. А уж веселиться я умею!

Ойва Юнтунен описал квартиру рядом с Хумлегорденом. Он рассказал, с кем ему довелось общаться: он был хорошо знаком с некоторыми известными актерами, знал художников и редакторов газет, чиновников и бизнесменов, попов и торговцев порнографией, капитанов и наркодельцов… а также одного верзилу, Стиккана, который занимался сутенерством, вымогательством и тому подобными делишками, при этом оставаясь настоящим джентльменом.

– Когда в следующий раз поедешь в Киттиля, отправь от меня письмо Стиккану. Нехорошо забывать старых друзей.

Воспоминания о Хумлегордене настроили Ойву Юнтунена на грустный лад. Он посмотрел на стены и мебель убогой избы. Да, жизнь отшельника ни в какое сравнение не идет с блестящим Стокгольмом.

– Эту избушку нужно отремонтировать до прихода зимы. Поезжай, купи строительных материалов. Наведем здесь марафет.

Глава 14

Ойва Юнтунен составил план ремонта хижины в Куопсувара. Хотелось обшить комнату начальства доской, обновить полы и вообще подчистить все углы. Майор Ремес подсчитал затраты и вывел, что строительные материалы, включая зарплату и доставку, обойдутся в пятьдесят тысяч марок. У Ойвы Юнтунена не было столько наличных. Нужно было снова идти к лисьей норе пилить золото. Ойва Юнтунен раздумывал. Майору он ни в коем случае не хотел раскрывать свою захоронку, но как выбраться незаметно? Какова гарантия, что Ремес хладнокровно не сопрет золотые слитки, как только узнает, где они находятся?

– Ты не веришь слову офицера?

Ойва Юнтунен не верил. Самое надежное – посадить Ремеса под замок, пока Ойва будет рыться в лисьей норе.

– Послушай, Ремес, давай ты начнешь строить себе тюремную камеру? Коробку, запирающуюся снаружи. Там ты будешь сидеть, пока я хожу к тайнику. Понимаешь, о чем я?

Майор понимал.

– Черт побери, Юнтунен! Я на твое награбленное добро не зарюсь!

– Раньше зарился. Чуть не убил.

Майору пришлось признать, что у Ойвы Юнтунена есть причины для сомнений. И он принялся строить себе тюрьму.

Кутузку решили соорудить в углу конюшни, где были стойла для десяти лошадей. В дальнем конце можно было оградить два. Удобно, что туда вела наружная дверь и не было окон – только отверстие для сбрасывания навоза.

Ойва Юнтунен попробовал дверь. Она казалась прочной, но для верности он велел майору навалиться на нее изнутри, чтобы проверить, выдержит ли она серьезное давление.

– Попробуй ее выбить!

Ремес громыхал. Дверь тряслась, но не поддавалась.

– Со всей силы ударь! Представь, что входишь в кабак на Диком Западе!

Майор крикнул в ответ, что это уже слишком, однако сделал все, чтобы выбраться наружу. Ему удалось. Дверь распахнулась, скоба косяка со свистом отлетела во двор, и майор вместе с дверью рухнул к ногам Ойвы Юнтунена.

– Черт, не выдержала. Ну, и дубина же я, – удивлялся он своему достижению.

Решили, что замок и петли нужны новые, тогда майору никак не выбраться из конюшни.

Ремес предложил построить внутри перегородку из досок.

– Дощатая стена тебя не удержит. Нужно из бревен, – покачал головой Ойва Юнтунен.

Майор возразил, что на возведение такой перегородки уйдет несколько дней. Ойва Юнтунен ответил, что время есть.

– В общем, иди валить лес. У тебя это хорошо получается.

Так было положено начало строительству тюрьмы. Майор обрабатывал бревна, а Ойва Юнтунен сидел в яслях, травил байки и переводил табак.

– Скажи, Ремес, для чего ты взял отпуск? Ты что, правда, собираешься защищать докторскую?

– Я пьяница. Допился на службе дальше некуда, понимаешь?

Ойва Юнтунен сказал, что подозревал нечто подобное. Поскольку поездки в деревню занимали как раз столько времени. Да и по роже майора понятно, что тот – любитель бухнуть.

– Такая уж жизнь наша гарнизонная. Я лет десять пью померанцевую, можно сказать, не просыхая. А здесь вон сколько дней – и ни в одном глазу. В такой глухой завязке я не был с тех пор, как получил капитана. Как это было давно, дорогой мой Ойва! Хотя нет, два года назад я был трезвехонек одиннадцать суток. Тогда у меня прорвало аппендикс, а жена, как я ни кричал, ни за что не хотела носить мне померанцевую в больницу. Упрямая, как осел, эта Ирмели!

– Наверное, твоя жена думала, что алкоголь не очень-то полезен при операции на животе, – предположил Ойва Юнтунен.

– Да все в этом мире вредно. Правда, когда не пьешь, тело становится как-то легче. Сил, что ли, больше, двигаешься порезвее, это да.