Лес повешенных лисиц

Майор поклялся, что если приятель выживет, то он начнет новую, лучшую жизнь. А если умрет, то сразу после того, как похоронит несчастного, тоже сведет счеты с жизнью. Ремес не хотел унижений перед военным трибуналом за убийство гражданского. Майор считал, что самым разумным было прийти к вере, а затем застрелиться. Или повеситься, так как оружия при нем не было.

В полдень блуждающее сознание Ойвы Юнтунена стало улавливать разговоры Ремеса с самим собой, в которых тот рассуждал о новой, лучшей жизни или, как вариант – повеситься. Для ушей Ойвы эти речи звучали абсолютно покаянно. Ревущий преследователь превратился в нежную сиделку, беспрестанно изливавшую свои душевные муки. Ойва Юнтунен с удовлетворением отметил, что сражение закончилось, он все-таки выжил и даже в какой-то степени вышел из него победителем. На всякий случай он решил пока не открывать глаза. Никто ведь не торопил поскорее воскрешаться из мертвых. Умнее понаблюдать, что будет дальше, и только потом прийти в сознание. Из бормотания майора Ойва понял, что лежит без сознания со вчерашнего дня. Но насколько серьезно он покалечился? Все тело немилосердно болело, однако шевеление пальцами ног и рук особой боли не вызывало. Руки-ноги двигались, значит, позвоночник цел. И шейные позвонки не смещены, потому как ушами он мог двигать, как и прежде.

Ойва Юнтунен хорошо помнил падение дерева. Это было прекрасное ощущение – головокружительный полет прямо в объятия смерти… Как будто черный лебедь Туонелы, хлопая тяжелыми крыльями, пролетел рядом с ним туда, к грядущему неизвестному, темной смерти. Затем страшный треск и грохот! Такое редко случается в жизни обычных преступников. Ойва Юнтунен теперь мог написать толстую книгу с воспоминаниями об одном из самых захватывающих событий своей жизни.

Майор Ремес мало походил на больничного доктора. Несмотря на благие намерения, он скорее смахивал на прямого и сурового сельского фельдшера, такого, у которого после каждой процедуры больной чувствовал себя еще хуже, чем раньше. Обязательное кормление каждые несколько часов было особенно неприятным. Ойве Юнтунену хотелось укусить майора за палец, когда тот вливал ложкой мясной бульон ему в рот, но человек без сознания не мог так поступить.

Чтобы избавиться от лечебных манипуляций, Ойва Юнтунен решил прийти в себя. Он покряхтел и открыл глаза.

Сидевший на корточках возле кровати Ремес безмерно обрадовался возвращению товарища к жизни. В порыве радости он чуть не хлопнул больного по плечу. Камень, тяжелым грузом лежавший на сердце майора, с грохотом свалился на пол.

Ойва Юнтунен сел. Тело болело, в голове шумело. Возможно, несколько ребер сломаны. А так боль была скорее от повреждения внутренних органов.

Майор Ремес начал многословно умолять о прощении. Он пытался что-то объяснить, нес какую-то чушь насчет своей жестокости и твердого решения начать новую жизнь. Он пытался всхлипывать, заламывал руки и давал всяческие обещания. Он приносил Ойве Юнтунену воду, проветривал дом и бил комаров.

– Ну ладно. Только золото я тебе не отдам. Потому что оно мое, лучше умру.

Майор спросил, раз уж приятель пришел в сознание, можно ли съездить в деревню за врачом. Ойва Юнтунен в испуге отверг эту идею. Врача только здесь не хватало! Если придет врач, начнется заполнение бесчисленных бумаг. Запишут имя, дату рождения, место жительства, адрес, номер страхового свидетельства и группу крови… Профессиональному преступнику никак нельзя подвергать себя такой серьезной опасности.

– Скажи, кто ты? – попросил Ремес.

Ойва Юнтунен задумался. Ремес уже и так почти все знал, не было смысла делать вид, что он защитник природы и исследователь ягеля. Он сказал, что зовут его Ойва Юнтунен, а по профессии он преступник. Здесь, в Лапландии, у него, действительно, припрятано кое-какое золотишко. Он забрался в эту глушь подальше от подельников, которые скоро должны выйти на свободу. Он надеялся, что майор его поймет. Ремес же был счастлив, что ему не придется идти в деревню и объясняться. Взаимное доверие было восстановлено. Мужчины снова перешли на «ты» – раз уж у них теперь новые имена.

– Ойва!

– Суло!

С этого дня в доме в Куопсувара больше не упоминали ни фон Ройтерхольма, ни младшего научного сотрудника Асикайнена. Жизнь потекла тихо и гладко.

Договорились, что зарплата Ремеса будет увеличена на тысячу марок. Надо было подготовить дом к зиме, и для этого Ремес отправился в Киттиля. Ойва Юнтунен дал майору пять тысяч на закупку провианта на месяц и всего необходимого. Перед уходом Ремес оставил больному на столе обед. Тушенку, хлеб, масло, майонез, лук, огурцы, воду и сигареты.

– Ты только сильно не напрягайся. В твоем состоянии нужно отдыхать, чтобы набраться сил, – наказал заботливый майор.