Лес повешенных лисиц

Ойва Юнтунен не стал ждать, пока майор Ремес осуществит свою угрозу. Он дал деру. В панике он думал, что теперь нужно срочно выбираться к людям, спасаться от жаждущего его смерти майора. Только не в деревню, не в город… там Сиира… Куда же бежать? Запереться в избе не вариант – взбешенный Ремес сорвет дверь с петель и забьет его лопатой до смерти, как только ворвется внутрь.

Ойва Юнтунен бежал вверх на гору. Сзади пыхтел Ремес. В руках у чернобородого, изможденного майора прыгала тяжелая лопата, а из глотки вырывался угрожающий крик:

– Ах ты, сволочь, заставил меня перекопать половину Лапландии!

Ойва Юнтунен пытался как-то договориться. Он пообещал майору прибавить тысячу марок к жалованью, но однажды обманутого Ремеса уже было не провести. Он был ослеплен злобой и желанием всех убить, словно поднятый из берлоги сибирский медведь. Перед глазами у Ойвы Юнтунена проносились картины собственной никчемной жизни. Вспомнилось детство в Вехмерсалми, солнечные дни на покосе, деревенский магазин, первое преступление и последовавший за ним тюремный срок… и последние бесшабашные годы в Стокгольме. Он не хотел умирать: так много еще не сделано, так много еще не познано и не испробовано! Ойва лихорадочно думал, как спасти свою шкуру и вырваться из лап обезумевшего офицера.

Словно борзая за зайцем, гнался майор за добычей от ручья до склона горы, мимо дома и дальше, на плоскогорье. Ойва Юнтунен был моложе, бежал легко, однако ему не хватало выносливости профессионального вояки. Он оторвался от озверевшего майора метров на двести, но какая уж там выдержка у болтавшегося по тюрьмам и ресторанам Ойвы! На верху склона в груди закололо. Ойва Юнтунен испугался, что умрет от удушья. Но он бы и так скорее умер, чем выдал Ремесу, где клад. Горя жаждой мести, Ойва поклялся, что тридцать килограммов золота ни за что не достанутся его убийце.

Беглец лихорадочно прикидывал: если бы за ним гнался медведь, он, Ойва, спасся бы, забравшись на дерево. Но сейчас в этом какой смысл?

А может, попробовать? Ойва Юнтунен стал присматривать подходящее дерево, где можно было бы укрыться. Гулкий топот все ближе – тут уже выбирать не приходится. В один миг Ойва взобрался на первую попавшуюся толстую сосну.

Мальчишкой он, как и все подростки, лазил по деревьям в Вехмерсалми. Говорят, чему в детстве научишься, то и в старости не забудешь. Ойва Юнтунен убедился: народная мудрость гласит правду. Он влетел на могучую сосну. Только кора скрипела, когда он стремительно лез к вершине. В тот же миг внизу послышалось тяжелое дыхание майора. Тот бил лопатой по стволу так, что склон горы гудел. Майор попытался догнать беглеца на дереве, но, подобравшись ближе, получил несколько крепких ударов резиновым сапогом по голове. Майор несколько раз упал с дерева, пока не понял, что до обидчика ему не добраться.

Ойва Юнтунен перевел дыхание. Пока он в безопасности. Закурив сигарету, пустил по ветру кольца табачного дыма. Теперь нужно было успокоиться и придумать, как угомонить Ремеса.

Ойва обращался к стоявшему внизу майору доверительным дружеским тоном. Он говорил о давней дружбе, о неделях, которые они провели в мире и согласии, обо всем, что у них было общего. Он еще раз предложил повысить жалованье. Наконец Ойва воззвал к дворянскому происхождению майора:

– Не очень-то благородно загонять приятеля на дерево. Фон Ройтерхольмы в гробу перевернутся, если узнают, что ты намерен со мной сделать.

Майор заявил, что он никакой не дворянин. И не знает пощады.

– Если ты немедленно не расскажешь, где прячешь золото, я свалю это дерево.

Ойва Юнтунен задумался. Он сидел на макушке высоченной сосны. Если она рухнет, ему придется худо. Она в три раза выше, чем тюремная стена. Но когда он подумал о трех двенадцатикилограммовых слитках золота в лисьей норе, то просто взять и сдаться ему показалось полным безрассудством. Ойва демонстративно выпустил дым в сторону майора и бросил в него несколько шишек. Это стало последней каплей. Возмездие не заставило себя ждать.

Майор принес из избы пилу и топор, он был настроен решительно: подрубил основание сосны и нагнулся пилить.

Ойва Юнтунен старался по-всякому уговорить майора отказаться от этой идеи. Он успокаивал, уламывал, упрашивал.

– Подумай, Суло! – произнес Ойва самым нежнейшим голосом, – У нас же с тобой общий Пятихатка. Разве тебе не жалко невинного лисенка? Он ведь без меня сиротой останется!

Майор был неумолим. Пила зловеще визжала у корней. Время от времени Ремес останавливался, чтобы вытереть пот с лица.

– Не будет золота – дерево рухнет.

Ойва Юнтунен стиснул зубы. Ничего не поделаешь, раз уж смерть пришла. Золото он Ремесу все равно не отдаст. Ойва тоже финн, для него лучше смерть, чем делиться добычей. Через пятнадцать минут дерево закачалось. Снизу прозвучал последний ультиматум:

– Сейчас рухнет! Сознаешься?

В ответ Ойва стянул с ноги сапог и огрел Ремеса по спине так, что хрустнуло. На этом переговоры завершились. Майор решительно провел пилой еще несколько раз и принялся валить массивный ствол.