Лес повешенных лисиц

Через три дня майор вернулся на тракторе-вездеходе, доверху нагруженном всякой всячиной. Ремес оказался прекрасным снабженцем – ничего не забыл. Все кухонные шкафы, все углы были теперь завалены провизией: тушенка свиная и говяжья, фрикадельки в банке, гороховые супы, овощные и мясные кубики «Кнорр», паштет, пакетики с соусом «Болоньезе», картофельное пюре, достаточное количество палок российской колбасы, а еще колбаса балканская, краковская, тяжеленькие пачки финской нарезки и салями. И, конечно же, большая головка финского сыра. Из рыбного – несметное количество семейных консервов марки «Ахти», селедка в солено-сладком маринаде, скумбрия, исландские креветки. Масло, маргарин для выпечки, рапсовое масло – тоже вдоволь – и, конечно же, классика жанра – пшеничная мука «Воскресенье» и ржаная фирмы «Райсио», сухое молоко, манка и пакеты риса. Куча ржаных хлебцев, ржаной хлеб, кофе «Президент» от «Паулиг», какао «Счастливый Вассели», чай из шиповника «Липтон» и сверх того широкий ассортимент специй на любой вкус: лавровый лист, душистый перец, соль, сахар, карри, соль с чесноком, белый перец, винный уксус, молотые зерна кардамона. А еще майор приобрел финскую зубную пасту, шампунь от перхоти, семейный стиральный порошок, мыло, средство для чистки сантехники и много-много свечей.

Для Пятихатки он купил несколько банок собачьего корма и прекрасную резиновую кость.

– Я подумал, вдруг лисенку понравится.

Пока майор ездил за продуктами, Ойва Юнтунен быстро пошел на поправку, а когда Ремес выложил на стол купленную в аптеке мазь от синяков, болеутоляющее, бинты и растирания, выздоровление вообще ускорилось.

Вечером майор растопил печь, они сели пить чай из шиповника, и Ремес сказал:

– Я звонил жене в Испанию. Хорошо ей там, говорит.

Ойва пристально посмотрел на огонь, помолчал, затем ответил:

– Да и нам грех жаловаться.

– Это все благодаря тебе, Ойва.

Глава 13

Вечерами в избушке у теплой печки лесные робинзоны наслаждались вкусной едой, играли в настольную игру «Мельница» и рассказывали друг другу разные истории. Беседы стали более живыми – уже не надо было скрывать свое прошлое.

В один из таких вечеров майор спросил у Ойвы Юнтунена:

– Так ты действительно бандит, настоящий преступник?

– Да, бандит. Кроме того – профессиональный преступник. Хотя и в университетской библиотеке я бывал. Копировал труды по криминалистике. В библиотеке чего только не найдешь – очень помогает при подготовке преступлений.

Майору было интересно узнать, что заставило Ойву Юнтунена ступить на этот путь.

– Дома, наверное, жили бедно?

– Все думают, что у преступников было трудное детство и юность. Обычно так и есть, но не в моем случае. У нас в Вехмерсалми никаких проблем не было, да и приятелей, способных дурно на меня повлиять, тоже. Наоборот. У нас дома все было хорошо. Да, жили бедно, но не так, как соседи. Дома было уютно, надежно. Мать пекла хлеб, а отец брал меня ловить сетями ряпушку. В школе учителя хвалили и ставили хорошие оценки. Не на что было жаловаться. Единственное, что мне дома не нравилось, так это необходимость работать. Честно говоря, я всегда был какой-то ленивый.

Майор сказал, что это он уже успел заметить.

– После армии не хотелось домой возвращаться – пришлось бы засеивать поле и кормить скот. Пробовал устроиться в Хельсинки помощником кладовщика. Тут умерла мать. Я подумывал эмигрировать в Австралию, двоюродный брат оттуда писал и хвалился, что там хорошие заработки. Я даже заказал себе в Дании в австралийском посольстве эмиграционные документы и чуть не улетел на другой край земли. К счастью, от брата пришло письмо, он написал, как там вкалывает. Я подумал и решил остаться в Финляндии. И не пожалел. Видел бы ты моего брата сейчас! Ему всего сорок, а уже, как у бегуна, вены повылезали. Есть повреждения костей – все суставы стерты. Он трудоголик. Позапрошлым летом, когда он был в Финляндии, мы ходили к массажисту. Брат орал так, как будто его режут. Такая вот боль.

Работая кладовщиком, я крал сварочные трансформаторы и продавал их в провинцию Похьянма. На этом заработал приличный капитал и год тюрьмы. Тут умер отец. К счастью, он успел умереть до приговора: останься он жив, наверняка умер бы от стыда. Выйдя из тюрьмы, я решил, что больше не буду пытаться работать. Для меня честный труд просто отвратителен. Унизительно выполнять работу, за которую другой человек тебе еще и плохо платит. К тому же работа изнуряет. Мне всегда было жаль трудоголиков.

– Глупый вопрос – у тебя есть совесть?