Лес повешенных лисиц

Майор Ремес прокутил в Рованиеми еще два дня, истратил уйму денег и забыл обо всем на свете. Когда он наконец вернулся с огромным грузом в Куопсувара, Ойва Юнтунен немного пожурил его за опоздание. Но за деньги не ругал, а пафосно произнес:

– Наши не скупятся.

Майор истопил баню и потер Ойве Юнтунену спину. Тут он смутно припомнил, что созванивался со Стикканом.

– Говорят, твой Хеммо Сиира уже на свободе.

Ойва Юнтунен застыл.

– Сиира!

Но тут мужчин отвлекли – на улице залаяли собаки. Что-то случилось.

Часть 3

Глава 16

Утром восьмого октября саамская бабушка Наска Мошникофф занималась своими обычными делами: она встала, сварила кофе, накрошила в кружку вкусного лапландского сыра и вышла по нужде за угол дома. Ночью выпал снег и уютно укутал белым одеялом ее крошечную избушку – домик был чуть больше игрушечных, в которых играют дети на юге Финляндии. Не видно стало провалившейся крыши. Летом ураган прошелся над их деревней Севеттиярви и опрокинул Наску, когда та ходила за дровами. Тогда и крышу проломило, следующим летом Наска собиралась ее хорошенько заделать. Злило только, что вода капала прямо на кровать. Особенно ненавидел протекающие крыши древний лохматый кот Наски. Он любил спать у хозяйки в ногах и никак не мог привыкнуть к постоянной сырости.

Наска вспомнила, что, раз на дворе восьмое октября, сегодня ей исполнится девяносто лет. Так и есть: с Покрова прошла ровно неделя, Покров-то был в первый день октября, это Наска хорошо помнила. Она была православная, как и все эвакуированные из Печенги саами[3]. Многократно принимала она участие в крестном ходе и миллионы раз за свою жизнь осеняла грудь крестом.

Наска зажгла перед любимой домашней иконой лампадку, перекинулась новостями со святым Димитрием. Через посредство Димитрия поблагодарила она Господа за отпущенные ей дни и за то, что ее дети всегда были относительно здоровы и достойно жили, каждый у себя. Младший скоро будет лет пятьдесят как съехал.

Только никак не могла она найти в себе силы поблагодарить за участь мужа своего Киурелия. Его тогда силой взяли в царскую армию и отправили на войну, а куда – того Наске никто не сообщил. Она уже и не помнила, как та война и называлась… Но мужа туда забрали и в войну держали, и с тех пор его так никто и не видел. То ли война поглотила Киурелия, то ли заблудился он в огромном мире, кто знает? Наска помнила лишь то, что муж был скорее добрым, правда, иногда ее поколачивал. Все же она лучше себе Киурелия бы оставила, чем войне-то отдавать. Проще было бы детей прокормить, если б Киурелий помогал.

Наска загасила свечу и стала одеваться. Затем вышла из дома, смела с крыльца и с дорожки только что выпавший снег, принесла пару охапок дров. Дала поесть коту по кличке Ермак. В честь праздника решила сварить суп из оленины. Мясо стоило дороже, чем рыба, но Наска была не жадная:

– Раз в жизни человеку девяносто лет бывает!

И только Наска нарядилась в воскресное платье и лучшие свои ботинки, как во дворе появились две машины. Такого уже несколько месяцев не было. «Господи-господи! Никак приехали забирать меня в Инари, в дом престарелых», – мелькнуло в голове у старухи. Она спешно причесала жидкие волосы и вышла на порог встречать гостей. Нужно быть с ними поласковей, а то снова заведут речь о переезде. У нее свой дом, куча дел, какого черта ей срываться в дом престарелых, пожилому человеку?!

– Добро пожаловать, гости дорогие, – поприветствовала приехавших испуганная Наска.

Делегацию возглавлял начальник службы социальной защиты. Так-то парень неплохой, но всегда является с каким-нибудь неприятным делом. То налоговую квитанцию требует заполнить, то заявление написать на соцпомощь или опекунство. Как будто в жизни человека и так мало неприятностей! Глава социальной службы Хемминки Юрьеля ввел своих людей в дом. Среди сопровождавших его были Синикка Ханнуксела, заведующая больничным отделением дома престарелых, Эвертти Тулппио, журналист газеты «Народ Лапландии», писавший под псевдонимом Эверди, и странствующий этнограф Сакари Пол-Тиитто. Этнограф тащил магнитофон, редактор – фотоаппарат и вспышку, медсестра – теплый плед, а заведующий отделом соцзащиты – букет цветов. Хемминки Юрьеля протянул цветы Наске и вежливо поклонился.

– Поздравляем! Вы сегодня, Наска, самый старый представитель народа колтта-саами в области, вот вам букет в знак признания! Этот день значим еще и тем, что сегодня вы, Наска, еще и стали старше всех среди представителей народа саами в Финляндии!

Репортер Тулппио подтвердил: с тех пор как Риету прошлой весной умерла, во всей Финляндии не осталось ни одного колтта-саами старше девяноста. Он уже представлял заголовок: «Поговорили со старейшей представительницей саами. С Наской Мошникофф – начистоту».

– Нужно выяснить, а может, ты, Наска, еще и старейшая колтта-саами в мире! Вот это была бы сенсация: «Наска Мошникофф – старейшая живая саами». Наска развернула букет. Очень удивилась, что цветочки цвели буйным цветом, несмотря на октябрь месяц.