Лес повешенных лисиц

– Ну что ж, пора нам, как говорится, и честь знать, а то скоро совсем потемнеет. А напоследок мы в честь праздника свозим тебя, Наска, в церковь! Что за праздник без веселой прогулки? Медсестра, проводите Наску в машину. Вещи потом заберем, а кота… – Здесь заведующий отделом соцзащиты понизил голос: – …ликвидировать.

Наска запротивилась. Хватит ей уже сегодня веселья, не хочет она никакой прогулки. Спасибо, гости дорогие, а цветочки заберите, что ей с ними в темноте делать…

Мужчины нежно, но крепко схватили Наску под руки и как пушинку отнесли в машину. Медсестра собрала кое-какие вещи. Ермак мяукал во дворе, Наска плакала. Она вырывалась, пока были силы, но гости оказались сильнее. По одну сторону от нее сидела медсестра, по другую – глава службы социальной защиты. Репортер Тулппио завел свою машину, этнограф – свою. Наска изо всех сил брыкалась на заднем сиденье.

– А почему вы старого хрыча Юлппе дома оставили? Он же старше меня на пять лет! – вопила Наска. – И котик на улице один…

Заведующий отделом соцзащиты не выдержал. Он бросил Ермака в машину. Двери захлопнулись, этнограф дал газу…

– Нехорошо, бабушка Наска, так себя вести, – укоряла дама из дома престарелых. Она пыталась погладить шипящего на руках у Наски кота.

– Да поезжай уже! – прикрикнул на этнографа заведующий отделом социальной защиты. – Ночь скоро, а мы еще не в Инари. Чего так шерсть-то у этого чертова кота лезет?

Он хотел добавить, что от старой перечницы ему прямо в нос несет нужником, как от всех стариков, которые не каждый день моются. Заведующий отделом социальной защиты закурил. В груди у Наски опять засвистело, но она отдалась на милость своих стражей, хладнокровно обдумывая, как при первой же возможности сбежать с этой увеселительной прогулки. Наска прекрасно понимала, что это было оформление «опеки». Так нынче некоторые умники называют похищение людей.

По дороге на Кааманен этнограф Пол-Тиитто остановил машину, сказав, что пошел «посикать». Заведующему отделом социальной защиты тоже захотелось, и, как только он вылез из машины, Ермак улучил момент и нырнул в темный лес. Медсестра бросилась за ним, пыталась подозвать, но темная тайга молчала. Вскоре на место прибыл репортер Тулппио, который, как только узнал, в чем дело, тоже ушел отлить. Из глубины темной чащи сверкали зеленые глаза Ермака.

Бабка Наска очнулась и поняла, что она в машине одна. Сообразив, что выдался шанс бежать, старуха мгновенно им воспользовалась. Только плед с собой прихватила. Как умный человек, она не стала хлопать дверцей, а тихонько выскользнула в лес на ту же сторону, где мужчины справляли нужду. На другом краю дороги медсестра звала кота. Наска рванула под сень темных деревьев и затаилась. Вдруг она услышала рядом тихое мурлыканье. Ермак нашел ее и терся о голенище резинового сапога.

Когда обнаружили исчезновение Наски, на дороге поднялся переполох. Сначала все обвиняли в происшедшем друг друга, затем стали кричать в сторону леса.

– Наска, Наска! Будь умницей, иди в машину!

Наска не была умницей. Она затаилась в лесу с котом на руках. Заведующий отделом социальной защиты перешел к угрозам:

– Если ты немедленно не вернешься в машину, мы… мы это… придем и заберем тебя!

Но все они были в коротких ботинках, и никто не хотел протаптывать дорогу в темном снежном лесу. Заведующий отделом социальной защиты пытался уломать репортера Тулппио остаться, пока другие доберутся до ближайшей деревни и поднимут тревогу, однако Тулппио не считал себя ответственным за старуху, которую бросили представители власти. Он чертовски торопился сделать яркий репортаж о происшествии. В голове уже созрел заголовок: «Старейшая в мире колтта-саами брошена в лесу на произвол судьбы».

Наконец, сорвав голоса, они решили уехать. Когда машины скрылись, Наска с котом выбрались на дорогу. Старушка решила пойти пешком домой, в Севеттиярви. Пути туда было несколько десятков километров – за пару дней легко доберется. Дома Наска перво-наперво истопит печь, сварит кофе и ляжет спать. Двери она запрет на замок и хорошенько выспится.

– Пойдем, Ермак, а то замерзнем.

Глава 17

Наске Мошникофф пришлось туго. Шутка ли – женщине, да еще девяностолетней, остаться одной посреди зимней тундры. А тут еще ветер поднялся и ночь наступала.

Коту, однако, пришлось куда хуже. Он тоже был старый, лет двадцати. Для кота это много, некоторые его собратья были гораздо моложе и то умирали. К тому же на Ермака давила не только старость, но и пассивный образ жизни. Последние годы он провел на кровати в ногах у Наски, а на одном мурлыканье фигуру не удержишь.

Наска погладила Ермака и опустила на землю.

– Пошли домой. Надо уйти подальше, пока за нами не вернулись.

Наска Мошникофф и кот Ермак много часов брели по темной дороге. Шли они на север, домой, в Севеттиярви. Однако в темноте Наска не заметила развилки. Она прошла уснувшую деревеньку Кааманен и двинулась в сторону Утсйоки. Впереди еще двести километров по заледеневшей дороге, в конце которой появится дышащий холодом Ледовитый океан.