Лес повешенных лисиц

Спрятав сокровище, Ойва Юнтунен вернулся в дом. На завтрак он отрезал себе кусок колбасы, затем плюхнулся на кровать. Жизнь снова входила в свою колею.

Однако в памяти всплыли воспоминания о маленькой саамской бабушке, Ойве Юнтунену стало не по себе. Ему казалось, что он совершил какое-то преступление, выгнав старушку из дома.

– Да она умерла бы тут, эта Наска…

Колбаса закончилась. Ойве захотелось еще. Поскольку Ремеса не было, пришлось самому нарезать.

Глава 20

Ремес вынужден был слушать все, что выкрикивала сидевшая в санях старуха, и уши его рдели от стыда. Было морозно, снег был глубокий, а старуха, несмотря на худобу что-то весила, и сани казались тяжелыми, как смертный грех. До Пулью оставалось километров десять.

«Да, поездка будет сложной», – подумал Ремес, когда кот сбежал в первый раз.

На самом деле Наска специально выпустила его из рук, иначе ее «тягач» не остановился бы. Она швырнула кота в сугроб, а потом со слезами сказала майору Ремесу, мол, ладно он так жестоко поступает с несчастной женщиной и силком везет ее, связанную, в деревню, но нельзя же невинное животное бросать в снегу?

Ремес доковылял до кота и попытался взять его на руки. Кот был настолько напуган всеми этими криками и шумом, что оставил на почерневшей майорской физиономии несколько приличных кровавых царапин. Майор вернул шипящего питомца бабки в сани и дальше потащил за собой тяжелый сопротивляющийся груз.

Скоро кот снова полетел в сторону леса. Майору вновь пришлось его спасать. Он пытался рукавицей погладить животное по взъерошенной шерсти, однако котяра этого не оценил, напротив, всячески протестовал, не разбирая, добра или зла желал ему майор.

Когда кот сбежал в пятый раз, майор сделал перерыв. Он вспотел, в ушах шумело от воплей Наски, а по лицу струилась кровь. Хорошо еще, что удалось прикурить сигарету – руки дрожали от досады и тяжелой работы.

– Ты военный! Я так и знала! – кричала Наска.

Ремес кивнул:

– Майор, командир батальона, так-то.

Наска Мошникофф безутешно зарыдала. Она прямо-таки выкручивалась наизнанку, так что веревки, которыми она была привязана к саням, впились в ее и без того измученное тело. Майор не мог больше слушать душераздирающие причитания. Он успокаивал ее: мол, ничего страшного, просто едем в деревню. Но Наска рыдала, словно приговоренная к смерти.

– Вот тогда солдаты тоже привязали Киурелия к волокуше. Сначала избили, а потом привязали, а двое сели сверху, когда его увозили. Там и остался на веки вечные!

Старуха вопила как оглашенная. Наконец майор не выдержал. Когда в батальоне какой-нибудь малодушный солдат плакал на учениях, Ремес умел быстро вытереть ему слезы кулаком. Здесь было сложнее. Майор попросил Наску рассказать о Киурелии. Может, ей полегчает.

История Киурелия во всей своей безутешности произвела на майора глубокое впечатление. Ему стало жаль несчастную старуху. Ремес развязал веревки, развел около саней костер и предложил бутерброды. Наска перестала плакать, растерла онемевшее от веревок тело, позвала Ермака на руки. В тепле близ костра, уминая бутерброды, она рассказывала, как раньше жила в Суонъйели, как там было привольно и прекрасно. После того как Киурелия увезли, жизнь стала трудной. А потом начались эти последние войны. Колттов эвакуировали в Норвегию и Швецию, а потом в Севеттиярви. Хорошо было в Севеттиярви, но тут пришли финские офицеры и всех арестовали. И снова силком увезли. Такую-то старуху по лесам таскать не трудно! Была бы Наска помоложе, она бы не сдалась.

– Ты же и меня пойми, – пытался разрядить обстановку Ремес.

Наска понять не пыталась. Она считала, что с ней поступили в высшей степени несправедливо. Увезли силой, связанную, хорошо еще, что не поколотили…

Когда костер догорел, майор Ремес попросил Наску сесть в сани, чтобы ехать дальше. Они добрались лишь до Сиеттелеселькя, а был уже полдень. Остаток пути следовало идти быстрее, чтобы к ночи добраться в Пулью.

– Бабуля, сядьте в сани, по-хорошему вас прошу, – взывал майор. – И кота своего заберите. И больше не давайте ему убегать.

Однако Наска снова швырнула Ермака далеко в сугроб. Расставив ноги, она приготовилась сопротивляться.

– Подойдешь ко мне с этими веревками – укушу!

Бравый майор сдался. Он добрел до кота, принес его Наске и со вздохом уселся на край саней. Наска опустилась рядом, решительно поджав губы.

– Киурелия избили и забрали, а тут у вас старуха, которую так просто не увезешь, – заявила она.

Майор сдался: этот «груз» тяжело будет довезти до места назначения. Будь его воля, он оставил бы бабку в Куопсувара. Но что на это скажет Ойва Юнтунен? Майор объяснил Наске, что лично он не согласен с ее высылкой, но так велел начальник, Ойва Юнтунен. У каждого господина есть свой господин. Напрасно Наска его ругает и плачется.

– Поедем домой. Если этот Юнтунен будет выпендриваться, ты его поколоти. Человеком станет, – поучала Наска.