Лес повешенных

– Не так-то все просто, – спокойно возразил тот, словно давно ожидал такого признания. – Тебя сцапают при переходе, а чем кончаются подобные прогулки, ты и без меня знаешь... Помнишь, я тебе рассказывал о тех троих... Они были глубоко уверены, что им все удастся, а как вышло?.. До сих пор небось болтаются на веревках там, в лесу повешенных...

– Я ничего не боюсь, – угрюмо и настойчиво твердил свое Апостол. – Живым я все равно никому в руки не дамся, застрелюсь! Так что от виселицы я гарантирован, это мне не грозит!..

– Все на это надеются... Кому охота в петлю? Думаешь, те трое не так рассуждали? А на деле выходит иначе... Послушай меня, будь благоразумен. Ты ведь не один такой. Тысячи румын сражаются по эту сторону, и чем они хуже тебя? Просто они уповают на случай, судьбу. И тебе нужно с них пример брать...

Клапка крепко пожал ему руку и вышел. Оставшись один, Апостол некоторое время сидел не шелохнувшись, словно прирос к месту, не в силах сдвинуться и смотрел на стену, на которой отплясывали причудливые блики, смотрел долго, пытливо, будто от них ожидал ответа на мучивший его вопрос. Усталый, он повалился на топчан. Огарок свечи в самодельном резном подсвечнике, вскоре угас, вспыхнув напоследок ярким мгновенным пламенем, и блиндаж погрузился в черную тьму. Апостол облизнул пересохшие губы и едва внятно произнес:

– Будь что будет, а я все равно попробую!..

8

– Слыхал новость, Петре? – спросил Апостол у денщика, который, сидя в углу землянки, громко шевелил губами, читая про себя «Сон пресвятой богородицы». – Скоро, может через недельку, нас отправляют в Трансильванию...

– Неужто домой? Наконец-то! – радостно воскликнул Петре, захлопнув книгу и чуть не пустившись в пляс. – Услыхал, знать, отец небесный и пресвятая мои горькие молитвы. Ведь все, все господа офицеры, кто недельку, а кто и поболее, побывали в дому, одни мы как проклятые...

Радость денщика разозлила Апостола.

– Думаешь, отпуск нам предоставили, домой едем? Как бы не так! На другой фронт нас переводят... Поближе к дому... На румынский!..

– Да вы что?! Да вы что... что такое говорите, господин офицер? – не на шутку испугался Петре. – Господь спаси и помилуй! Как же это? Грех! Грех это! – Он стал истово креститься. – Неужто правда?.. Против своих?.. Это никак невозможно... Да что же они, разрази их гром!..

Испуг денщика несколько успокоил Апостола, он даже подумал, что раз простой солдат понимает, что это ужасно, то уж генерал и подавно поймет... Он с благодарностью посмотрел на парня и подумал: «Эх, Петре, Петре, бедолаги мы с тобой!..»

Всю ночь он не мог уснуть, размышляя о том, как предстанет перед генералом со своей не совсем обычной просьбой. Он обдумывал и взвешивал каждое слово. Говорить нужно было четко, ясно, убедительно. Клапка трус и паникер, все ему чудятся палачами да вешателями. Только отчаяние побудило Апостола обратиться к нему за помощью. Какой из него помощник? И советчик он никудышный. Клапка человек из другого теста, а он, Апостол, как-никак трижды награжден за доблесть... Нет, надо жить своим умом, а уж если искать совета, то не у такого, как Клапка...

Не жертвенный же он барашек, чтобы молча идти на заклание. Он будет бороться, пойдет до конца. Один раз он свалял дурака, поступив по чужой указке или подсказке, впрочем, тут разницы никакой, – больше такое не повторится.

Всякий раз, вспоминая о переводе дивизии на румынский фронт, он заново ужасался, словно слышал об этом впервые, дрожь колотила его, болью сжимало сердце, словно жгли его раскаленным железом. Нет, оставаться в таком положении было немыслимо, нужно было на что-то решиться, иначе недолго и свихнуться...

Он решил не откладывая позвонить в штаб и попросить встречи с генералом. Все страхи от малодушия. Пусть дрожит за свою шкуру Клапка, а Апостол человек другого закала. Он явится к генералу, объяснит все как есть: скажет, что он готов, не щадя жизни, и дальше выполнять свой воинский и патриотический долг, но просит его перевести на другой фронт. Да, именно так и скажет. Он уже поднял телефонную трубку и тут же опустил ее на рычаг: словно током обожгла его внезапная мысль – как же он заговорит о перемещении, если об этом еще официально не объявлено? Генерал наверняка спросит, а откуда ему известно о переводе дивизии. Что же ему тогда отвечать? Выдать Клапку? Нет, это никуда не годится. Нужно придумать какой-то другой ход. Но какой?.. Нет другого хода! К генералу обращаться нельзя. Выходит, Клапка был прав, нужно сидеть и ждать, покуда о переводе дивизии не будет объявлено официально, а тогда уже подать рапорт на полном законном основании. Как Клапка сказал: «Подумай! И не пори горячку!..» Ай да капитан!..