Лес повешенных

Апостол был рад, что избавился от неприятного собеседника и, вздохнув с облегчением, вежливо спросил у старосты:

– Вы не знаете, где мне найти генерала? Меня вызвали...

– Они спят, – поспешно ответил тот. – В это время они завсегда отдыхают часа два-три, после обеда... Но скоро должны проснуться, потому как уже вечереет...

Болога решил найти адъютанта, поговорить с ним, но вдруг увидел в воротах входящего могильщика Видора, тот тоже сразу заметил Апостола и недоумевая спросил:

– И вы тут, господин поручик? Давно прибыли?

– Нет, недавно, – тихо ответил Апостол. – Меня вызвали в трибунал.

– Боже праведный! – испугался могильщик. – Да за что же?

– Судьей назначили! – мрачно усмехнулся Болога.

Видор трижды осенил себя крестом и объяснил старосте, что «их благородие и есть жених Илоны». Староста тут же расцвел, сразу переменил тон, в голосе его исчезли нотки официальности и подобострастия.

– Будьте уверены, господин поручик, устроим вас по-родственному! На улице ночевать не оставим! Вон, видите избушку...

Он указал на маленький бревенчатый домишко с крохотными окнами и небольшой дверью, с маленьким крылечком в три ступени, пристроенным прямо к большому дому наподобие гигантской собачьей конуры.

– Да я там не умещусь, – усомнился Апостол, разглядывая этот необычный домик.

– Как же не уместитесь?.. Очень даже уместитесь, человек там запросто умещается, – почему-то обиженно проговорил староста. – Вот уж семь лет, как я ее выстроил для внучки, своими руками все делал... Теперь она уже большая, внучка, то есть, почитай, невеста... Приставала она ко мне: построй да построй, дедуля, избушку для моих кукол, проходу не давала. Я и построил. Лесу кругом хоть завались, и все даровый лес, отчего ж не построить. И обставили избушку честь но чести, там и кроватка, и столик, и стульчики имеются... Все, что для избы требуется. А при случае там и человека уместить можно... Надумали господа офицеры там офицерскую тюрьму сделать, да вот пока пустует. Правда, прошлой осенью стояли тут боснийцы, и заперли они в ней своего знаменосца, уж и не знаю за какие такие провинности. Недельку продержали и выпустили. А больше никого не сажали...

Апостол еще раз внимательно посмотрел на избушку. Староста горделиво и смущенно молчал, а Видор нетерпеливо переминался с ноги на ногу, будто хотел что-то сказать, да не решался. Он было уже открыл рот, но не успел, Апостол его опередил:

– А тех куда поместили? – спросил он.

– Туда, – шепотом ответил староста, сразу догадавшись, о ком он спрашивает. – Двенадцать мужичков... Господи-владыко, и за что нам такая напасть? И все румыны, бедняги... Ни один жив не останется, больно лют капитан...

Староста указал глазами на каменный амбар, возле двери которого туда-сюда прохаживался солдат со штыковой винтовкой наперевес.

– И все они там? – спросил Апостол, взглянув на старосту.

Тот моргнул, подтвердив, что – да, все. И тут же, как бы желая отогнать от себя непрошеные мысли, сказал:

– Пойду гляну, может, его превосходительство встали...

Апостол последовал за ним, а могильщик, так и не решившись заговорить, тоже поплелся следом. Когда они подошли к крыльцу, из двери навстречу им вышла жена старосты, пожилая женщина с седыми, забранными в пучок волосами. Она была туговата на ухо, и, чтобы не кричать, муж говорил с ней тихо и внятно, а она по губам отгадывала сказанное. Вот и сейчас он обратился к ней, говоря тихо, но с расстановкой:

– Это тот самый офицер, что женится на Илоне...

Женщина поняла и сразу заулыбалась. Муж, положив ей руку на плечо, еще тише добавил:

– Его вызвали... из-за тех...

Улыбку мгновенно стерло с лица, сменив испугом. Староста стал утешать ее, втолковывая, что господин офицер хочет поговорить с генералом.

– Жена у меня ужас какая жалостливая, – пояснил он Апостолу. – Всех ей на свете жалко... Как поволокли при ней несчастных на смерть, она и покой, и сон потеряла. Мы-то, мужчины, покрепче будем... а у баб сердце мягкое что масло... Уж на что генерал крутой человек, а к ней подходит с деликатностью, – добавил староста не без хвастовства. – Готовить она у меня мастерица, а его превосходительство большую почтительность к еде имеют...

Могильщик, долго маявшийся в нерешительности, вдруг перебил его недовольным, резким голосом:

– Да повремени ты... Илона, стало быть, совсем одна в дому осталась?.. Как же так?..

– Ишь об чем человек тужит! – в свою очередь, осадил его староста, огорчившись, что его прервали. – Малое дитя она? Съедят ее, что ли? Надо поначалу с господином офицером разобраться... а потом... Привезем сюда твою Илону, всего и делов!..

Видор, ничего не ответив, отправился в дом следом за женой старосты, тихо и незаметно ушедшей Староста провел Бологу в дом, до генеральских комнат.

– Сюда! – указал он кивком на дверь.

Апостол постучал. Адъютант встретил его упреком:

– Ты что так долго?.. Давно приехал? А почему сразу не пришел? Командующий уже трижды про тебя спрашивал...