Лес шуметь не перестал...

Боярыня, хозяюшка!
Хозяйка дома, пчелиная матка!
Спереди посмотришь —
Словно кудрявая сосенка,
Сзади посмотришь —
Точно высокая каменная гора!..

После свахи они обратились к уредеву[15], но тот не стал им отвечать и спрятался за сваху. Кончив срамить приезжих, девушки потребовали плату за вход. Здесь уже пришлось тряхнуть карманами всем приехавшим мужчинам. Пока они расплачивались, сваха пела, обращаясь к девушкам:

Ие вай ваех, вай Анне!
Ие охо вай ваех, вай Анне!
Девушки-боярышни!
Вихляясь ходящие,
На лбу венки носящие!..

Весь потный, с лагуном самогонки в руках, Лабырь протиснулся вперед. За ним его сосед Филипп Алексеевич тащил тяжелый кошель с пирогами и с закуской. Как они ни пытались прорваться в сени, все же у дверей им пришлось остановиться. На месте девушек здесь теперь стояли женщины-стряпухи. Они требовали показать, что за пироги и угощение привез с собой сват.

— А ну, покажите свой курник. Может, вас и пускать не следует! — кричала одна из них.

— Э-э-э, как мало пирогов с собой привезли! — вторила ей другая, пробуя кошель на вес.

— И этого вам не съесть! — кричал им Лабырь, стараясь протиснуться.

— Пустите его, бабы, видите, как с него течет!

— Поневоле потечет. И до двора не доехал, а уже хлебнул!

— Ты подносила мне, бесхвостая сорока?! — обозлился Лабырь.

— Погодите, бабы, погодите, спросите у них чашку для разлива вина, посмотрим, велика ли!

Лабырь растерянно взглянул на Филиппа Алексеевича.

— Забыли чашку-то? — спросил он.

— В кошеле ее нет, — так же растерянно отозвался Филипп.

— Чашку, для вина забыли! — взвизгнула стряпуха, слышавшая разговор сватов.

— Заткнись ты, шалая, за язык, что ли, тебя дергают?! — повернулся к ней Лабырь.

Но та еще настойчивее стала требовать чашку.

— Лезь вперед, — сказал Лабырь соседу и пропустил его мимо себя, сам же стал уговаривать женщин, отвлекая их внимание. — Мы, милые, серебряные, дайте лагунку проход, а то там уже давно ждут его.

— Ты не лагун — чашку показывай! Чем вино будешь разливать?

— Чашка в кошеле!

— Где кошель? Женщины, держите того, что с кошелем!

Но Филипп Алексеевич уже протискивался в избу.

— Да, теперь удержишь его!

Наконец со своим тяжелым лагунком протиснулся и Лабырь, за ним вошли и остальные поезжане. В избе было жарко, тесно. Окна с улицы были облеплены любопытными, от чего в избе стоял полумрак. Поставив на лавку лагун с самогоном, Лабырь стал помогать выкладывать из кошеля пироги. Приехавшие со сватом мужчины теперь торговались с девушками из-за мест за столом. Николая посадили под самые образа. По одну его сторону села сваха, с другой стороны — старший куда[16]. Только они успели разместиться, как из чулана вышли женщины-стряпухи — и прямо к старшему.

— Привезли жениха?

— Привезли, — отвечал тот.

— Покажите, который!

Старший куда схватил с головы жениха картуз, кинул туда три медных пятака и протянул его женщинам.

— Вот где наш жених! — воскликнул он. — Много не много, но для вас, думаю, достаточно: не лошадь покупать даю.

— Век тебе и самому больше не видать! — недовольно сказала одна из женщин, сосчитав медяки.

— Ладно, с нас достаточно! Мы довольны, коли такого зятя привезли!

— Медного, медного!

— У нас медный, да ярче золота!

— Видим, как блестит!

Пока стряпухи пререкались со сватьями, перед образами засветили свечку. Все встали и начали молиться, затем Лабырь, налив из лагуна полную чашку самогона, позвал Сергея Андреевича:

— Иди сюда, сват, теперь твоя очередь!

Угощение началось. Взоры всех в избе были обращены к столу, где по кругу ходила большая деревянная чашка с самогоном. Крепкий самогон вскоре развязал языки. Многим не хватило мест, и пили, и закусывали стоя. В самый разгар веселья женщина из Лизиной родни спросила Лабыря:

— Теперь как, сват, ведь у тебя сын-то кынцамол, слышно, куда-то учиться его посылают, а в церковь венчаться все равно идти придется?

— И у вас дочь кынцамолка, — попытался отделаться шуткой Лабырь.

— Была кынцамолка до выхода замуж!

— Да и не кынцамолка она, а только так, ходила с ними.

— Это уж как они хотят, так и сделают. Ихнее дело, — отвечал Лабырь.

— Как это ихнее дело?!

— Нет, так мы не отдадим нашу девушку!

— В церковь, в церковь!

— На все село посмешище не делайте.

Пожилые женщины сгрудились вокруг Лабыря. Он не знал, куда от них деться. Про себя он жалел, что нет здесь с ним Пелагеи, она сумела бы им ответить. К женщинам присоединилась и мать Лизы. Ее голос на минуту заставил замолчать остальных.

— Это как же, сват, ихнее дело? — заговорила она. — Если с этих пор они сами будут распоряжаться, что же тогда будет? Нет! Как я скажу, так и будет! Венчаться в церкви!

Лабырю пришлось дать слово, что без попа свадьбе не бывать.

Чашка с самогоном снова пошла по кругу. Посыпались шутки, смех. Кое-где даже вспыхивали короткие ссоры, но ссорящихся быстро разнимали.