Лес шуметь не перестал...

А Марья медленно шла по большому проулку, потом свернула на улицу и не заметила, как миновала свою избу. Ночь дышала холодным, жгучим ветром с севера. Покрытые снегом и инеем деревья смутно синели под слабым светом, исходящим от далеких звезд.

Заснуть Марье, как и многим в эту ночь, не пришлось. Вернувшись к себе в избу, она, не снимая шубы и шали, села на лавку. Так и просидела до самого утра, мучительно думая: что же произошло?

5

Едва Кондратий Салдин утром успел умыться, как пришел Лаврентий Захарович. Он быстро засеменил в переднюю избу, снял шапку и стал истово креститься на образа. Кондратий с удивлением смотрел на него. Наконец не вытерпел, спросил:

— С чего ты так молишься?

— И ты молись, кум, весть тебе принес, — сказал Лаврентий, продолжая креститься. — В прошлую ночь Иван Дурнов приехал из-за Суры, по дороге заезжал в Явлей погреться. Так вот, в Явлее толкуют, что умер…

— Кто умер?! — сорвался с места Кондратий.

— Ихний самый большой умер…

Лаврентий перестал молиться, провел ладонью по безбородому лицу и опустился на стул.

— Я думаю, теперь все изменится. Без него государственными делами некому править, — говорил Лаврентий опешившему Кондратию. — Что же, кум, молчишь?

— Погоди, кум, не совсем понял еще. Стало быть, о Ленине говоришь?

— Как раз о нем, — кивнул головой Лаврентий и опять провел ладонью по лицу. — Теперь и нам дремать не следует, теперь все они словно морозом тронуты…

— Да, — протяжно произнес Кондратий. — Только вот не знаю, как все это обернется: к лучшему или к худшему?

— К лучшему, кум, к лучшему! — пропищал Лаврентий.

— Есть от чего к лучшему, человек умер, — раздался из-за голландки голос Елены. Она еще была в постели, но не спала. — Бога вы не боитесь! — продолжала Елена.

— Молчи, кума, сама не знаешь, что говоришь, — сказал Лаврентий.

— Вы вот больно много знаете! — рассердилась Елена и босая, с растрепанными волосами прошла к зеркалу.

— Теперь хоть, может, налог с нас немного скостят, — опять заговорил Лаврентий, поднимаясь с места. — Пойду к Чиндянову наведаюсь.

Лаврентий быстро ушел, а Кондратий с неудовольствием покосился на жену.

— Обулась бы сначала, потом уж выходила к людям, — сказал он.

— Чего мне твои люди?

Кондратий махнул рукой и подсел к столу. Старуха Салдина поставила на стол завтрак. Но Кондратию теперь совсем не хотелось есть. Сообщение кума и мысль: «Что теперь будет?» — не давали ему покоя. Он ходил по избе и сосредоточенно думал.

— Кто умер, Кондратий? — спросила старуха.

— Ленин. Знаешь такого? — И взглянул на своего работника Егора Петухова, стоявшего в дверях с шапкой в руках.

— Тебе чего, Егор?

— Про кого ты сказал, Кондратий Иваныч? Плохо чего-то слышать стал.

— Ленин, говорю, умер! — громко сказал Кондратий.

Из рук Егора выпала шапка, но он не заметил этого, медленно повернулся к выходу и, споткнувшись о порог, вышел во двор.

«Кто знает, как это все обернется?» — думал Кондратий, глядя на шапку Егора. А старуха что-то бормотала себе под нос, осеняя крестом заплывшее, мешковатое лицо.

— И ты туда же, — недовольно отозвалась Елена. — Чего ты у бога просишь, старая колдунья? Да разве у бога об этом можно молить?! Хоть бы знала, кто этот человек-то…

— Очень даже знаю, очень даже понимаю, снохушка, кто устроил эти новые порядки — без царя да без бога! Теперь, наверно, и старые деньги в ход пойдут. Слава богу, что мы их сумели вовремя спрятать. Поди, целехоньки они там, Кондратий?

Кондратий молчал, надвинув на глаза седые лохматые брови.

Старуха засуетилась, забегала по избе, торопливо оделась и выкатилась во двор. Там, взяв железную лопату и лом, она вошла в избушку скотника, предварительно выслав со двора Егора, бродившего как потерянный.

Запершись изнутри, старуха легко, словно с ее плеч свалилось лет двадцать, освободила от старых ульев и разного хлама часть пола, ломом вывернула две половицы и попробовала копать. Однако земля оказалась мерзлой, пришлось долбить ломом. Она работала, не чувствуя ни усталости, ни боли в суставах. Пробив мерзлый слой земли, взялась за лопату. Так она выкопала довольно большую ямку, на дне которой увидала холстяной сверток. Старуха торопливо, с жадностью схватила его и вдруг резко выпрямилась: в руках у нее оказались лишь прелые обрывки холста. «Говорила же я: не в холст надо их завернуть», — с досадой проворчала она и, опустившись на корточки, осторожно взялась за сверток. Холст под ее судорожно вздрагивающими пальцами рвался, как размокшая бумага. Наконец она добралась до толстой пачки денег, почерневших от плесени. Старуха попыталась отделить от пачки несколько бумажек, но они рвались и рассыпались, как и холст, в который были завернуты. «Пропали деньги!..» — взвыла она протяжно.

6

Еще до возвращения Канаева из Явлея о смерти Ленина знало уже все село. Эта печальная весть плыла, подобно тени темной тучи, стирая краски и гася взгляды. Газеты еще не успели дойти до Наймана, и многие в душе таили сомнение: да полно, так ли это? Может ли такое быть? И спешили услышать от других, что это неправда.