Лес шуметь не перестал...

Весенние работы шли полным ходом, и на полях, по которым пролегала найманская дорога, было много пахарей. У Григория невольно защемило сердце: ведь он еще и не начинал свою пахоту. Правда, о лошади он договорился с тестем Лабырем. Но получит ее, когда Лабырь вспашет свой клин. Николай у них отлынивает от работы, сам Лабырь тоже неторопливый мужик, так что почти вся пахота лежит на Агаше. «Придется помочь им, — рассуждал про себя Григорий, — а то запоздаем с севом…» Подгоняемый этой мыслью, он зашагал быстрее. Солнце уже давно перевалило за полдень. На полпути кончились явлейские поля и начались найманские. Стали попадаться знакомые мужики, работающие в поле. Григорий издали увидел Захара, решил завернуть к нему. Захар, заметив его, остановил лошадей. Он бороновал засеянную овсом полосу.

— Покури у телеги, вместе поедем домой, — крикнул ему Захар.

— А не рано тебе будет, хозяин не заругает? — спросил Григорий.

— Чего ругать, я кончил здесь.

Не успел Григорий выкурить цигарку, как, добороновав, к нему подошел Захар.

— Есть не хочешь? — спросил он.

— А что, у тебя хлеб есть?

— От обеда краюха осталась, возьми там, в мешке.

— Пожалуй, не откажусь — ел только утром.

Пока Григорий закусывал, запивал хлеб водой из родника, Захар запряг лошадей, отвязал от бороны постромки и положил их в телегу. Григорий помог ему поднять плуг и борону, и они поехали. Дорогой Григорий поделился с ним своими мыслями о Явлее, о наказе председателя волисполкома Дубкова. Захар слушал молча, ни о чем не расспрашивал. Когда Григорий посоветовал ему вступить в комсомол, он ответил:

— Туда требуются грамотные, а я ни единой буквы не знаю.

— Ничего, осенью организуем учебу для неграмотных, вот и научишься.

Захара, видимо, мучила другая забота, о которой он хотел поговорить с братом, но не решался. Только подъезжая к селу, он сказал:

— Мне все советуют уйти от Салдина…

— А кто советует? — спросил Григорий.

— И Пахом, и другие…

— Куда ты сейчас пойдешь? Голодовать со Степаном? А осенью видно будет, может, придумаем что-нибудь… Жить-то у него можно, работой не очень допекает?

— Без работы нигде не проживешь.

— Ну и работай. Вот только насчет платы — сколько он тебе за работу платит?

— Пуд муки в месяц, да еще деньгами обещал.

— Ну, это уладим.

При въезде в большой проулок Захар остановил лошадей, чтобы высадить Григория. Его советом он остался доволен, так как и сам думал, что уходить ему от Салдина еще не время. Можно было идти к Самойловне, женившись на Дуняше. Он часто раздумывал об этом, но так и не мог ничего решить. Что-то непонятное удерживало его. Даже близкие отношения между ним и Дуняшей не внесли ничего нового. Все откладывалось до осени.

2

Рабочий день Захара начинался на заре. Он выезжал до солнца, а возвращался на салдинский двор, когда стадо уже было дома. Всю землю Салдина на четыре едока он обрабатывал один, и только во время сева и жатвы Кондратий нанимал ему помощника. В этом же году Захару и на севе пришлось работать одному. Кондратий сказал, что в связи с ремонтом чески у него большие расходы — придется поднатужиться. Молодой, сильный Захар не боялся работы, а кормили его неплохо. Расчетливый Кондратий понимал, что сытая лошадь работает лучше.

Сегодня батрак вернулся с поля немного раньше обычного, отпряг лошадей, дал им корма и, вымыв у колодца руки, зашел в заднюю избу. Старуха Салдина собрала ему ужинать. Захар недолюбливал ее и про себя называл колдуньей. Впрочем, слава колдуньи за ней укрепилась давно. Она ворожила, лечила ребятишек и взрослых от любых болезней отваром разных трав и наговорной водой, вправляла вывихи и даже помогала девушкам и вдовушкам освобождаться от последствий «греха».

— От обеда у тебя не осталось хлеба? — подозрительно спросила она, выворачивая сумку Захара.

— Ну, где там, — недовольно буркнул тот.

— Ты что так рано? — крикнул из передней Кондратий, заслышав голос Захара.

— Кончил клин за сухим долом, к лесу ехать семян не хватило.

— Кончил?! Тогда завтра и у леса кончишь. А я-то рассчитывал еще дня на два. Это хорошо. — Немного помолчав, он пожаловался: — А я вот все валяюсь. Господи, когда же встану?

Занятый ужином, Захар ничего не ответил. По избе, точно гусыня, ходила вперевалку старуха. Ей было очень жарко. Не стесняясь Захара, она была в одной рубашке, подпоясанной узенькой ленточкой. Все ее тело, когда она ступала босыми ногами по крашеному полу, тряслось, словно студень в чашке. Сегодня Захару она казалась особенно противной, он ел, сидя боком, чтобы не смотреть на нее.

— Еще добавить аль хватит? — спросила она, когда Захар закончил вторую миску щей.

— Хватит. Давай, что там у тебя еще.

Она поставила перед ним миску с гречневой кашей и кислого молока.

Во дворе залаяла собака, через минуту в дверях показался младший племянник Захара, шестилетний Мишка. Он громко шмыгнул носом и сказал:

— Дядя Захар, айда, тебя тятька зовет.

— Что у тебя, как и у отца, штаны-то не держатся? — заметила старуха.

— Не знаю, — ответил тот, исподлобья поглядывая на стол.

— Иди со мной кашу есть, — позвал его Захар и отдал ему свою ложку.