Лес шуметь не перестал...

Григорий промолчал, но, попросив у тестя лошадь, привез три воза соломы. К вечеру подошли Дракин и Надежкин, позвали соседа Цетора и заново перекрыли избу. На другой день Григорий поехал в лес за дровами, а потом до вечера рубил их, заготовив почти на целую зиму. Однако хозяйственными делами ему заниматься долго не пришлось. Через несколько дней состоялось общее собрание жителей села Найман, исход которого совсем оторвал Григория от хозяйства. Все легло опять на плечи Марьи.

4

Наконец наступил день, когда найманские жители шумной толпой собрались у школы, чтобы избрать нового председателя сельского Совета. День выдался ясный и не по-осеннему теплый. Самый большой класс Найманской школы не мог вместить собравшихся, и было решено провести собрание на улице. Поп Гавриил и обедню не успел закончить, как весь народ вывалил из церкви. Собрание открыл Чиндянов. Пока шумела толпа, он стоял на ступеньках широкого крыльца и, сняв синий картуз, долго разглаживал свои густые сероватые волосы.

— Давай начинай, чего гриву маслишь! — крикнул кто-то из толпы.

Чиндянов крикнул и негромким, дрожащим голосом обратился к собранию. Избрали президиум. За большим столом, принесенным из сельского Совета, на широкой площадке школьного крыльца расселись Григорий Канаев, Надежкин, Сергей Андреевич Болдырев, еще несколько человек из найманской бедноты и середняков. Среди них был и председатель волисполкома Дубков. Председательствовал Григорий. Дали слово Дубкову. Он говорил глуховатым голосом, по-русски. Многие не понимали его, но главное в его речи — каких людей надо выбрать в Совет — дошло до каждого. Он советовал не торопиться а этим делом, каждому хорошенько подумать, кого он будет выдвигать и за кого будет голосовать. Особенно он предостерегал от уговоров кулаков, которые непременно постараются протащить в Совет своего человека.

Многие из присутствующих были навеселе, уже успев где-то угоститься. Под хмельком был и Степан Гарузов. Он вразвалку переходил с места на место, стараясь протиснуться в самую гущу.

— Ты что, Степан, вихляешься, словно тебя ветром покачивает? — заметил ему один мужик.

— Добрые люди, наверно, опять угостили, — сказал другой.

Вокруг посмеивались:

— Посмотрим, за кого будет голосовать.

— Ты смотри, Степан, обе руки не поднимай.

— Пусть хоть все три поднимет…

Степану было не по себе. И на этот раз его угостил Лаврентий Кошманов. Вот уже целую неделю, когда Степану случалось проходить мимо его лавчонки, Лаврентий зазывал его к себе и угощал самогоном из большого глиняного жбана, стоявшего у него под прилавком. Степан знал, что не один он прикладывается к этому жбану. Каждый раз, угощая, Лаврентий Захарович приговаривал: «Скоро пойдем выбирать нового председателя в Совет. Новый-то он всегда новый, да кто его знает, какой будет; лучше Чиндянова нам все равно не сыскать…» Степан, правда, и не задумывался, есть ли кто-нибудь в председатели лучше Чиндянова, но в душе недолюбливал его. Теперь он старался затеряться между людьми, чтобы его не заметили острые глаза лавочника, которые, как ему казалось, только и следили за ним.

Григорий Канаев объявил, что поступило предложение от бедняцкой части села о недопущении к выборам Кондратия Салдина, Лаврентия Кошманова и Ивана Дурнова. Дубков хотел было взять слово, поддержать это предложение, но промолчал: пусть выскажутся сами найманские мужики.

Поднялся шум. Все кричали, перебивая друг друга:

— Гони их!

— Это что за новые порядки? Что они, мешают вам?!

— Пусть отойдут в сторону!

— Поворачивай с нашей улицы!

— Ничего не поворачивай! Выбираем всем миром!

— Нет такого закона гнать их отсюда!

— Так, так, показывай им, Филипп Алексеич, дорогу!

— Го, го! Забыли, с какой стороны пришли!

— Пусть все выбирают, и они наши, найманские!

— Наши, да не товарищи! И Платоновых за ними. Всех гоните!

— А что с попом делать?! Вот он сзади примостился, подговаривает за Чиндянова поднимать руки…

— Гоните и его! С того же куста гнилой орех!

— Не трогайте бачку, а то и мы уйдем!

— Скатертью дорога! Все одно за Чиндянова руки будете тянуть.

— Го-о-они!..

Как ни шумели сторонники Чиндянова, но Салдину, Кыртыму и Дурнову пришлось уйти со сходки. Они остановились у церковной ограды и издали наблюдали за собранием. Вскоре к ним присоединился и поп Гавриил.

— Дожили, кум, — мрачно сказал Кондратий, облокотясь на церковную ограду.

— И не говори, — ответил ему Лаврентий.

От волнения его голосок упал еще больше. Он тяжело дышал, словно его целую версту гнали бегом. Дурнов молчал, насупив густые брови над налитыми кровью глазами.

— Как же теперь быть? — пропищал Лаврентий немного погодя.

— Подождем, что будет далее, — пробасил Гавриил, вытирая пот с высокого лба.

Собрание между тем шло своим чередом. Степан обрадовался: теперь его надзиратель не увидит, за кого он будет голосовать. Толпа вновь зашумела, с разных концов посыпались фамилии:

— Сергея Андреевича Болдырева!

— Канаева Григория! — прогремел голос лесника Дракина, покрывая остальные голоса.

— Надежкина!

— Чиндянова!